– Да чего я могу про вас знать? Жили себе жили, а потом развелись. Взяли бы ребенка родили от безделья. Может, еще стоит попробовать, а, Сань?
– Слушай, ты это того… Говори, да не заговаривайся. Вовлекать в эксперименты детей! Ты в своем уме, дружище?!
– Чего тогда? Так и будешь бобылем жить? Так и до состояния дяди Степы недалеко будет. Нинка тут тебя увидела мельком, говорит: в кого превращается твой красавец друг? – Женька отодвинул доску второй ступеньки, достал оттуда ключ, открыл дверь и позвал со вздохом: – Пошли, стану передавать тебе по акту владения своей второй мамы, друг.
Владения оказались не очень просторными, но чистыми и до приторного уютными. Все в плетеных кружевах, рюшечках, оборочках. На панцирной койке дыбилась груда подушек в атласных наволочках, тоже с рюшечками. Со старинного абажура под потолком в единственной комнате ниспадала кружевная вуаль такого же цвета, что и парадные наволочки на подушках. Пол был застелен яркими домоткаными половичками даже на кухне, где стояли добротный стол под темной бархатной скатертью, старинная керосинка и в углу притулился рукомойник.
– Удобства в огороде, Саня, уж не взыщи, – развел руками Женька. – Но там здорово! Я постарался.
Старания друга Александр оценил по достоинству. Тот до чего додумался: сровнял все грядки, засеял площадь сортовой травой и посадил по периметру плетеной изгороди высокий кустарник. Получилась ровная гладкая площадка, сокрытая от глаз соседей. В центре этой площадки красовалась беседка, увитая диким виноградом, со столиком и двумя скамейками.
– Скажи, рай просто? – Женька обвел рукой владения своей второй мамы.
– Да! Обалдеть можно! Теща оценила?
– А то! Неделю с сердечным приступом лежала, когда увидела, во что я ее капустные грядки превратил. Потом успокоилась. Но простить до сих пор не может. – Женька хихикнул, с удовольствием добавив: – А мне ее прощение, Саня…
– Понял.
– Короче, обживайся. – Они вернулись в дом, где Женька тут же принялся щелкать выключателями, проверяя их исправность. – Свет есть. Вода через дорогу в колонке. Туалет где, ты видел. Магазин в ста метрах вверх по дороге. Автобусная остановка напротив дома. Езды до города – тоже знаешь сколько. Если станешь садиться на рейс, который в половине восьмого, еще успеешь отца перед работой проведать.
Про отца ему напоминать не следовало. Это вызвало в душе у Александра новый приступ желчной ненависти и кучу проклятий на голову бедного старика. И ведь не вылезала из головы преступная надежда когда-нибудь, каким-нибудь любым способом избавиться от него. В мыслях и мечтах своих дошел до такого, что пот прошибал.
Ближе к вечеру Александр сходил в местный магазинчик. Порадовался тому, насколько там чисто и светло. Удивился обилию продуктов на полках, купил палку сухой колбасы, плавленых сырков, сахара, чая, батон, макарон, спичек. Вернулся в дом Женькиной тещи и принялся стряпать себе нехитрый холостяцкий ужин.
Вода на керосинке долго не хотела закипать. Потом так же долго варились макароны. Когда наконец сварились, Александр покрошил сверху мелко нарезанный плавленый сырок, уложил толстые коляски колбасы и вышел на улицу, чтобы поужинать в беседке, в бывшем огороде Женькиной тещи.
Сдобренная вечерней росой сортовая трава приятно пружинила под босыми ступнями. Воздух был таким чистым и благоуханным, хоть черпай его ложками и употребляй вприкуску с макаронами и плавлеными сырками.
Поставив тарелку на стол, что смастерил его друг, он сел на скамейку и зажмурился от какого-то непонятного ощущения свободы. Странным оно было, поскольку свободы-то никакой не было. Могла быть, пусти он в ход свои преступные замыслы, но он ведь никогда в жизни не решится. Как не решился до сих пор бросить свою работу и перейти к Женьке.
Совестливым был потому что. Так, кажется, называла его бывшая жена Лизка. Только из ее уст это звучало обвинением.
– Порядочность теперь не в чести! – верещала она частенько.
Может, и так, может, она была и права. Ведь будь он другим, давно бы и тещу выставил за дверь. И Лизке на горло наступил, чтобы оскорблять его не смела. Глядишь, их брак продержался бы до сих пор. Позвонить ей, что ли, или не стоит? Хотя почему нет? Позвонит и спросит, как дела. Это же не значит, что он непременно ищет примирения. Это может значить только одно – ему до тошноты хочется хоть какого-то общения сегодняшним вечером. Чтобы не чувствовать себя таким одиноким и несчастным. Чтобы не бередили душу мысли, а что было бы с ним, случись с его отцом внезапное несчастье. И чтобы – самое главное – мысли эти не укоренились в нем, не отравили его совестливой сущности. И не позволили надеяться…
Глава 6
Три рабочих дня она лопатила работу как одержимая. Ей нужно было увязнуть в бумагах, пестреющих цифрами. Ей нужно было отвлечь себя от того, чтобы не думать про Наташку и про ее замыслы.