– Я рад слышать это, – отвечал принц. – С этим делом мы покончили, так что можете продолжить обсуждение условий капитуляции с моим братом, королем Франции. Я признаю, что вы, милорд, более опытны, чем я, поэтому я предпочитаю послушать, как вы ведете эти переговоры, и отдать все в ваши руки. Конечно, я уверен, что благодаря вам битва закончится куда быстрее…
– Боюсь, что вы ошибаетесь, брат, – вмешался король Иоанн. – В наших переговорах даже речи не заходило о том, что я согласен на капитуляцию французов. Или мы, как подобает людям чести, продолжим битву, или предложим англичанам столь легкие условия, что для них не будет ничего постыдного в том, чтобы принять их. Я вижу, вы хмуритесь, брат. Вы уже готовы напомнить мне, что я – ваш пленник. Позвольте мне объясниться, чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом. Скорее вы отрубите мне, вместо графа Камберленда, голову, чем я отдам французам приказ сдаться противникам, которые еще не победили.
– В таком случае, – заявил принц, – у меня нет выбора. Коня мне! Коня! Эй!
Ближайший к принцу латник поспешно соскочил с седла, подвел коня к принцу, преклонил колено и протянул ему поводья. Принц схватил их и вскочил в седло.
– Брат, вы не даете мне выбора, – сказал принц королю Иоанну. – Равновесие сил в сражении сейчас зависит от меня. Кто знает, может быть, чаша весов склонится на сторону англичан, если я окажусь на поле боя. Так что я поехал, и ваши французы еще увидят, за кем останется сегодня победа!
Он оглянулся через плечо на рыцарей и латников; те поднялись и были готовы следовать за ним.
– За мной! – крикнул принц, выхватил меч из ножен и, размахивая им, направил коня к полю сражения,
39
– Подождите! – выкрикнул король Иоанн.
Его лицо вроде и не изменилось, но Джим стоял рядом с ним, так что смог заметить, как в королевской брови вспыхнула слабая искорка, что, верно, указывало на то, что Иоанн слегка вспотел.
– Подождите, мой юный брат! Я восхищен вашим желанием вести своих подданных к победе. И все же подумайте немного. Ваш порыв может стоить жизни многим добрым рыцарям; ведь и англичане, и французы наверняка будут биться насмерть, едва увидят вас на поле, в самой гуще сражения.
То, что граф в беседе с королем использовал те же самые доводы, похоже, ничуть не помешало самому королю испытать их силу уже на принце.
– Поразмыслите, брат, – продолжал король Иоанн. – Исход сегодняшнего дня может быть каким угодно: день и так идет наперекосяк. Так зачем же нам громоздить ошибку на ошибке? Нам есть что обсудить. Если это вас может удержать от того, чтобы выехать на поле сражения, то я готов поговорить не только об английской капитуляции, но и о возможной капитуляции французов… Но вы понимаете, что последнюю возможность я допускаю лишь как тему для обсуждения.
– Ваше высочество, – мягким и полным надежды голосом окликнул принца граф Камберленд.
Тот сидел на лошади и некоторое время молчал, погрузившись в глубокие размышления. Потом он посмотрел прямо в глаза графу.
– Милорд, – изрек он, – в этих делах у вас больше опыта, чем у меня. Посоветуете ли вы отложить ненадолго мое вступление в битву, чтобы вы могли поговорить с королем?
– Конечно, ваше высочество, – мягко отвечал граф. – Я говорю совершенно серьезно. Я не вижу в этом бесчестья: я просто думаю, что вы слишком дороги не только для сегодняшней, но и для будущей Англии, чтобы подвергать вашу жизнь опасностям на поле битвы.
– Из страха за собственную жизнь я не поверну назад! – резко ответил принц.
– Нет-нет, об этом я и не говорил, – поспешно возразил граф. – Я просто советую продолжить разговор с его величеством королем Франции.
Эдвард спешился.
– Хорошо, – согласился он, – я последую вашему совету. Продолжайте переговоры, а я послушаю вас.
Он присоединился к графу и королю.
Джим обнаружил, что переговоры повернули совершенно в другую сторону. Граф и король, будто это разумелось само собой, стали размышлять, как покончить с делом так, чтобы ни одна из сторон не победила, но и не проиграла. Весь вопрос упирался только в то, как найти подходящие для этого слова, поскольку до сих пор все переговоры подобного рода велись либо о победе, либо о поражении, то есть одна сторона признавалась выигравшей битву, а другая – проигравшей.
Вообще-то было похоже, что проблема, возложенная Каролинусом на плечи Джима, разрешалась сама собой. Джим этого никак не ожидал; сейчас он размышлял, какой психологический эффект могло бы произвести появление юного принца на поле боя, да еще и на стороне англичан, в тот момент, когда английские силы более или менее сравнялись с числом уцелевших французов. Англичан, конечно, весьма воодушевил бы тот факт, что принц окончательно примкнул к своим соотечественникам. Напротив, французы неизбежно упали бы духом, увидев, что их козырная карта, то есть предполагаемая верность принца французской короне, бита.
Так что не только граф Камберлендский и принц Эдвард, но и король Иоанн прекрасно понимали, что именно психологический фактор может повлиять на исход подобной битвы.