Читаем Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою полностью

Николае Матееску родился в 1945 году, в Плоешть. Прозаик, журналист, сценарист. Опубликовал сборники историко-документальной прозы «Битва за хлеб» (1974), «Люди земли» (1978); сборники рассказов «Виды с балюстрады» (1968), «Спасательная станция» (1975).

Рассказ «Виноватые» взят из сборника «Спасательная станция».

ВИНОВАТЫЕ

Мими показалось, что кто-то кричит. Он взял школьную куртку, набросил на голову и вышел на крыльцо. Моросил дождь, и промозгло пахло паровозной гарью. Над калиткой маячило полголовы в фуражке, тупые пальцы лежали на заборе, один, согнутый, манил, больше ничего видно не было, но мальчик решил, что лицо знакомое, что он узнает солдата со спасательной станции. Эти спасательники все время слонялись по улице, и Мими научился распознавать их по верхней части лица — забор был высокий.

— Твоя сестра дома? — спросил солдат, когда мальчик спустился во двор. Спросил и нахмурился.

Мими сначала влез на калитку, одной рукой придерживая куртку, как будто не хотел отвечать, пока не увидит человека целиком.

— Ее нет дома, — сказал он. — Она пошла к одним там…

— Ага! — произнес солдат, потирая подбородок, — наверное, соображал, как следует поступать в подобных случаях.

— Если вы с ней уговорились, пожалуйста, можете войти и подождать, — важно предложил Мими.

Он отворил калитку и постоял за ней, пока солдат не вошел, нерешительно обдергивая полы ватника.

— Входите, входите! — подбодрил его мальчик, кивая на дом, пропустил гостя вперед и зашагал следом, — враскачку, выпятив грудь и выбрасывая ноги в стороны, как будто балансировал на рельсе. Было что-то бесстыдное в его походке, что-то лихое, словно ветер срывал с него одну за другой все одежки, а он только подставлял бока.

На веранду сквозь десятки оконных квадратиков проникал тусклый сырой свет; в углу стояла швейная машина, прикрытая простыней, и стул, с которого, казалось, сию секунду кто-то поднялся, сбросив на сиденье зеленую футболку с короткими рукавами. На полу валялись куски холста, обрывки ниток и пустые катушки.

Мими широким жестом пригласил солдата в комнату, тот сначала снял фуражку, шлепнул ею о колено, прошелся рукой по волосам и только потом шагнул через порог, пригнувшись, чтобы не задеть за притолоку. Из кармана его ватника выглядывало горлышко бутылки в серебряной фольге.

Мальчик встряхнул на веранде куртку, вошел вслед за гостем, повесил куртку на спинку стула и оперся о край стола.

— Могу вас угостить пирогом, — церемонно сказал он. — Присаживайтесь, угощайтесь.

Он пододвинул гостю блюдо с нарезанным пирогом и включил свет.

— Родители пошли на крестины, а это дело такое, сами знаете…

Солдат взял двумя пальцами кусок пирога, откусил и стал исподлобья осматриваться.

Мими еще раз разгладил плечи куртки на спинке стула, засучил рукава рубашки, выбрал одну из книг на тумбочке и устроился полулежа на кровати. Бросил на гостя последний взгляд, после чего принялся читать, теребя в руке цветную картонную закладку в виде сирены. У него была манера оттягивать вниз уголки рта и раздувать ноздри, как будто он все время нюхал что-то неприятное.

— Как бы это сказать, — вдруг с набитым ртом заговорил солдат, — ваша сестра меня интересует не так, как некоторые. С ней я бы хотел иметь другие отношения, чем вообще.

— А… — сказал Мими.

— Что вы читаете? — поинтересовался солдат, вытягивая шею, чтобы разобрать заголовок на обложке.

— Про войну. Там один летчик, который сбил много фашистских самолетов, потом его тоже сбили, и ему отрезало ноги по колено, и… и в конце он снова идет в бой… Я уже раз читал, знаю конец.

— Ишь как! Вы бы не могли дать мне почитать? Я служу не в авиации, механик я, но мне интересно все, что касательно военной формы.

— Вы со спасательной станции, да?

— Точно. Вы меня узнали? И я вас тоже знаю. То есть я хочу сказать — с виду. Через забор, как говорится, по пути следования.

Польщенный тем, что его пригласили в дом, он выбирал выражения, соответствующие моменту. Осторожно вынул из кармана бутылку и, поразглядывав этикетку, поставил на стол.

— Я позволил себе принести вашей сестре знак, как говорится, внимания… Как вы считаете, в сложившейся ситуации не могли бы мы с вами пропустить по стаканчику наливки — вы то есть и я?

Мальчик принес на подносе два стакана и штопор и тоже сел за стол, наблюдая, как гость откупоривает бутылку и наливает, а потом выпил, скосив глаза на стакан, робея и торопясь, словно боялся, что их сейчас застукают и не дадут допить.

— Курить можно? — спросил солдат.

Мими кивнул. Он тоже взял сигарету из протянутой ему пачки, закурил, подавился дымом и закашлялся.

— Гм! — с чувством собственного превосходства хмыкнул солдат. — Если можно так выразиться, я в твоем возрасте уже видал виды, хотя и жил в деревне… Жизнь — она учит. Надо всего хлебнуть. Тут, я тебе скажу, армия — первое дело, она глаза открывает, до армии тычешься вслепую, такая ситуация. Ты в каком классе?

— В восьмом.

— М-да. Школа — оно, конечно, тоже ничего. Но главный учитель — жизнь. Учиться у нее надо, иначе останешься тряпка тряпкой. Ноги только об тебя вытирать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия