Читаем Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою полностью

Я собрался было встать. «Посиди еще немного. Я хочу тебе сказать еще кое-что». Я сел, вот оно, начинается… «Соседи мне сказали, ведешь ты себя несколько странно: что ни день — бегаешь, вдоль речушки, среди делянок капусты и картошки». — «Вовсе нет, отец, я бегаю по тропке, там есть тропинка». — «Значит, в самом деле бегаешь, просто так туда и обратно?» — «В самом деле, отец». — «А почему ты бегаешь? Почему не играешь с ребятами?» — «Не знаю, я люблю бегать, потому что… Даже не знаю, что тебе сказать, отец; но с ребятами я тоже играю». — «Вот что, парень, ты уже не маленький и должен понимать, что люди мы простые и живем среди простых людей. Если хочешь заниматься спортом, почему бы тебе не записаться в секцию в школе? Понимаешь, те, что рассказали мне про твою беготню, выразились примерно так: «Что это с твоим мальцом, носится вдоль ручейка как оглашенный?» Но из их слов я понял, что считают тебя малость чокнутым. Я тебе отец и, слава богу, тебя знаю, мне нет дела до всяких глупостей. На твоем месте, сынок, я бы поостерегся, глупая сплетня иной раз напортит более, чем и впрямь дурной поступок…» Во мне закипели негодование, ненависть; эти чувства были настолько сильные, что я помню их до сих пор, я не противился гневу, мне он даже понравился, потому что гнев дает ощущение силы и мужества. «Отец, ты можешь мне сказать, кто так говорил обо мне?» Он слегка повернул голову, удивился и, будто сделав открытие, посмотрел на меня: «Ну и ну, скажи пожалуйста, до чего мстительный… Какая тебе, собственно, разница, ты все равно не отплатишь им той же монетой. Бывают случаи, когда ты с тем или иным человеком ничего не можешь поделать. Когда-нибудь ты это поймешь. А что касается твоей беготни, бегать я тебе не запрещаю, ничего худого в ней не вижу, даже если это просто-напросто твое чудачество. Но и ты будь настороже, не давай лишней пищи для разговоров». Он помолчал, спокойно и с любопытством разглядывая меня. Когда он заговорил снова, я почувствовал в его голосе какую-то неуверенность: «Ты мне так и не сказал, почему ты бегаешь и давно ли». — «Я сказал, отец, мне скрывать нечего, просто не знаю, как объяснить получше; я люблю бегать один, без кучи рабят вокруг, я должен знать, что я один, и…»

Я осекся. Что-то изменилось в его взгляде. Он смотрел на меня с жалостью, с грустью, с болью, таким я еще никогда его не видел. Но длилось это всего несколько мгновений. Он поднялся, опершись о мое плечо, и побрел к саду. Я следил, как он шагает мимо ульев, как поднимает крышку, рассеянно глядит на сотовые рамки… Домой он вернулся спокойным, словно одержал над кем-то победу.

* * *

Зато не было спокойствия у меня. На речку я ходил все реже и реже, бегал все меньше и меньше, а когда бегал, то не испытывал никакой радости; у меня было ощущение, что кто-то все время подсматривает за мной и хихикает: «Вот он, этот чокнутый (так, конечно, они выражались), носится вроде Пую Шову, городского дурачка, который знай себе бегает по шпалам, удирая от своей глупости, подумать только, до сих пор еще под поезд не попал». Спустя неделю и вовсе перестал бегать, сидел все больше дома и читал все, что попадалось под руку: газеты, где, мне казалось, я понимал все, а на деле не понимал ничего, разрозненные тома Бальзака, которого не понимал вовсе, но, как оказалось позже, в основном понял, и еще советские книги о знаменитых партизанах, действовавших в тылу врага во время Великой Отечественной войны, — тут уж я понимал все.

* * *

Я учился в седьмом, последнем классе, после которого должен был сдать выпускной экзамен и затем вступительный экзамен в гимназию. В один прекрасный день в конце октября брат сказал мне: «Пойдем, посмотришь, как я буду бежать в субботу кросс «Навстречу 7 Ноября». Хочу прийти первым». Назавтра, возвращаясь из гимназии — он был в десятом классе, — он принес пару старых шиповок с затупившимися шипами, но мне они показались великолепными, первый раз в жизни я видел шиповки. Брат хотел до соревнования потренироваться, привыкнуть к ним — ему их дали в порядке исключения, хвастался он, учитель физкультуры возлагает на него и еще на двух ребят из его класса большие надежды, надеется, что они будут победителями в городском кроссе, а если победят, то поедут на районные соревнования, а потом и на областные. Брат спросил, не хочу ли я бежать вместе с ним, сколько, разумеется, выдержу, ведь я гораздо моложе и не тренировался. Но одному ему бежать скучно. К тому же он знает, что когда-то я любил бегать, так что… Я согласился, едва скрывая свою радость, и попросил, чтобы он хотя бы на обратном пути дал мне шиповки, нога ведь у нас почти одинаковая. Он согласился, но предупредил, чтобы я обращался с ними поаккуратнее, не порвал, не испортил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия