Читаем Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою полностью

…И вдруг мне вспомнилось, как я ехал поступать в университет. Мама разбудила меня среди ночи — было начало четвертого, — я встал, оделся; по дороге на вокзал отец давал мне советы и все время глядел куда-то вдаль, мимо моего правого плеча. «Это время тебе запомнится, но не жди, что настанет какой-то особенный миг, после которого и начнется для тебя жизнь, так не бывает, учти только, что впредь все будет зависеть от тебя самого, я мало что смогу для тебя сделать. Ты теперь вылетел из гнезда, в этом все и дело…» Вспомнил еще, как плакала мама, дорогу до С. в сонном поезде; я вышел и, пока ждал скорого, больше часа бродил по перрону, по залу ожидания, среди пассажиров, спящих на скамейках, на дощатом полу, подложив под голову котомки или чемоданы; вспомнил и несколько со вкусом выкуренных сигарет — я ведь казался себе взрослым на удивление, необычайно взрослым, — а потом ватаги ребят и девушек, отдохнувших, веселых, тоже абитуриентов, вроде меня. Наконец прибыл скорый, свободного места в вагоне не нашлось, и я простоял всю дорогу в коридоре и накурился до тошноты.

…Мышцы у меня разогрелись, кожа покраснела, и на ней выступили капельки пота; видеть этого я не мог, я это чувствовал. Пробежав восемьдесят метров, несколько человек, запыхавшись, сбавили темп. «Молодец, мне нравится твой широкий шаг, отличное время, жми дальше!» — прокричал Динеску, когда я пробегал мимо него. Я был третьим, на несколько метров отставал от лидеров. «Жми! Черта с два, жми, жми, а зачем жать?» — пробурчал я в ярости, сам не зная почему. Тем не менее я начал «жать» по-настоящему, перегнал двоих первых, а последний круг прошел, будто бежал 400 метров, стиснув зубы, чувствуя, что голова у меня раскалывается, что сейчас я упаду в обморок, мне казалось, что внутри меня кто-то вопит от боли, низко, басовито, без единого слова. Я ускорял и ускорял бег, хотя в этом не было никакой надобности, и давно уже оторвался от всех; мне казалось, что я сошел с ума. «Уймись, — думал я, — что это на тебя нашло, ты что, хочешь сдохнуть на этой разнесчастной дорожке?» Тем не менее таким же темпом я бежал до финиша. Я долго еще дышал как рыба на суше, не в силах произнести ни слова; кое-кто смотрел на меня как на чудо, другие — не скрывая ненависти; я слышал, как Динеску назвал мое время и добавил, что это пахнет рекордом. «Ты теперь понял, парень, я сделаю из тебя чемпиона. У тебя великолепные данные и хватит ума, чтобы отчаянно бороться со временем, ты меня понял?» Я кивал, мол, да, да, понял. Но на самом деле я ничего не понимал и ничуть не радовался тому, что сразу попал чуть ли не в рекордсмены.

«…Расслабились и не спеша два круга вокруг стадиона!» Никогда я еще не бегал с таким отвращением. Честно говоря, мне было физически плохо, я слишком перенапрягся на соревнованиях. Мне надо было бы понять, что радоваться мне мешает плохое самочувствие. Что это еще не победа, это всего лишь дебют…

Я вернулся в общежитие, выстоял очередь в столовой за ужином (на сей раз очередь была длиннее обычного); я едва держался на ногах от усталости, казалось, вот-вот свалюсь. От запаха еды меня тошнило, но когда я наконец получил поднос с мамалыгой и свиными потрохами, я почувствовал такой зверский голод, что, поужинав, был не прочь пойти куда-нибудь и поужинать еще разок. Но денег у меня не было, и я отправился в общежитие и повалился на кровать, отвернувшись лицом к стене; мне не хотелось, чтобы меня видел кто-нибудь из тридцати с лишним ребят (мы жили в огромном зале, самом просторном помещении общежития), и молча плакал с открытыми глазами, чувствуя соленый вкус на губах. Мне тогда, наверно, было нужно, чтобы кто-то меня ободрил, поддержал, может, мне нужна была любящая женщина, которая обо мне бы заботилась. Но заботиться должен был я и выслушивать жалобы должен был я — я был мужчиной и должен был вести себя по-мужски, иначе говоря, как каменная скала. Я не спал всю ночь, глядя в потолок среди общего храпа. Свою бессонницу я рассматривал как первую настоящую неудачу. Чего я только не передумал за эту ночь! И решил: все, со спортом покончено, и перестал ходить на тренировки.


* * *

Когда я снова оказался вместе со своими однокурсниками на однообразных, скучных, но обязательных уроках физкультуры, у меня спросили, почему я бросил легкую атлетику. «У меня плоскостопие», — с ходу ответил я. Ребята засмеялись… Потом я внимательно рассмотрел свою стопу: плоскостопия у меня, разумеется, не было…

Динеску я никогда больше не видел. Впрочем, может, и видел, но узнать не узнал.

ХАНИБАЛ СТЭНЧУЛЕСКУ



Ханибал Стэнчулеску родился в 1955 году в Посешть. Прозаик, журналист. Окончил университет в Бухаресте. Сотрудничает в газетах «Лучафэрул», «Ватра», «Трибуна», «Равнодействие».

Рассказ «Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою» взят из антологии «Десант 83».


РЫЦАРЬ ФУРТУНЭ И ОРУЖЕНОСЕЦ ДОДИЦОЮ


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия