Рыцарь Грааля

– Мое слово – слово сквайра, его слово… – сэр Шерри сплюнул. – Но откуда я мог знать, зачем ему понадобилась гитара? Он же на ней весь вечер играл! Я и думал, что парень никак успокоиться не может. Что плохого, если поиграет человек на сон грядущий, все ведь слышали, как он это умеет…

– А почему тогда перед турниром не сказал, что инструмент негоден? – не отставал от него Густав. – Нескладно как-то получается: сначала Пейре Видаль калечит гитару принца, а затем выходит выручать его на турнире? Что-то не складывается… Может, струны подрезал кто-то другой?

– Все отлично складывается – Пейре Видаль хотел стать первым менестрелем при вас, ваша милость, – гасконец умоляюще посмотрел на своего принца, но тот не сводил глаз с не пытающегося сопротивляться или оправдываться юноши. – Поэтому он и подстроил все так, чтобы вышло, будто бы он герой и вам помогал. А на самом деле… Ваша милость, да неужели же мы ему даже ушей не отрежем? В самом деле! Да спросите вы хоть у своего сокольничего, что приволок сейчас этого крысеныша. Бывало ли когда, чтобы смерду сошло с рук такое дело?!

– Оно, конечно, верно, – отозвался германец. – Наказать – это, конечно, можно. И Этьен дело предлагает – в смысле уши отрезать. Меня только одно смущает – уши ведь не продашь. А струны, я думаю, большущих деньжат стоят. Так что с ушами или без, а парня-то, похоже, придется на службу брать, иначе как с него, огольца, долг-то спрашивать?

– Еще чего – после такого и на службу! – гасконец подскочил к сокольничему с занесенным над головой мечом, но тот ловко перехватил оружие, свалив самого Этьена на землю.

– Не балуй, господин сквайр, а то, не ровен час, порежетесь, – германец улыбнулся, обнажив кривые клыки, и, демонстративно повернувшись к гасконцу спиной, подошел к Пейре. – Отвечай, трубадур, как ты замыслил подобное вероломство? И когда? После того, как Шерри поведал тебе о том, как слаб в трубадурском искусстве сиятельный принц, или позже, когда подъехал гонец из замка?

Пейре кивнул.

– Все он врет. И парень и этот… – Этьен покосился на строгого сокольничего.

– Что, я вру? О гонце или о том, как ты, шельмец, сидя на крыльце харчевни, битый час рассказывал парню, как переживаешь за своего господина? Что он слабый поэт и не бог весть какой музыкант? Скажешь – не переживаешь?

– Я… – Шерри не знал, что отвечать. О гонце знали все, что же касается разговора с Пейре, то тут могли появиться и другие свидетели.

– Так, значит, ты, Этьен, считаешь меня слабым поэтом? – улыбка принца не предвещала ничего хорошего.

– Я… ни в коем случае, я всегда превозносил ваш удивительный дар! – сжался гасконец.

– А почему тогда ты переживал за исход турнира?

– Ваша милость, – Густав подошел к принцу. – Я думаю, что, говоря по справедливости, Пейре Видаль не так уж и виноват. Он добрый и впечатлительный юноша – только и всего…

– Значит, и ты предрекал победу Бертрану? – принц обреченно плюхнулся на подушки, подавая сокольничему свою кружку, для того чтобы тот мог наполнить ее пивом, и предложил ему самому присоединиться к скромной трапезе.

– Бертран де Борн – очень опасный противник, – Густав вздохнул. – Я всегда ценил проницательность вашего высочества, но… что греха таить – боевая муза Бертрана нравится публике больше, чем ваши чувственные песни.

– Это правда, верный Анро. Но почему ты сам не попытался отговорить меня от участия в поединке? Ведь ты знал, что Бертран побьет меня и сделает посмешищем.

– Знал-то он знал, да только на такие подвиги у вашего Густава кишка тонка, – нашелся сокольничий. – Не браните его, сеньор. Что он, по-вашему, должен был на ключ вас запереть или ноги переломать? Так вы, пожалуй, и без ног нашли бы способ туда добраться. А паренек, он, конечно, виноват, и струна погибла – за это, понятное дело, рассчитаться нужно, но только, положа руку на сердце, он же вас и спас.

– И что же ты предлагаешь – наградить человека, который поломал гитару, сделанную уникальным мастером? – Принц нахмурил брови, но Пейре уже понял, что гроза миновала.

– Наградить или казнить – это на ваше усмотрение, – сокольничий проглотил кусок мяса и облизал жирные пальцы. – По мне, так, что ни решите – все хорошо. Скажете уши обрезать или велите повесить – пока он не рыцарь, он в нашей власти. А в случае чего – я целиком вину на себя возьму.

– Подойди сюда, – Рюдель поманил Пейре, и тот, поднявшись, на затекших ногах подошел к снова усевшемуся за трапезу принцу. – Тебя, конечно, стоило повесить… – Рюдель сплюнул на земляной пол. – И я бы это с удовольствием сделал, но хороших трубадуров следует ценить – поэтому я тебя прощаю.

Пейре кинулся перед принцем на колени и облобызал его руку.