Рыцарь Грааля

Неужто должен я забыть
Своей любви счастливых дней?
Изгнать мечту и красоту
И не груст и ть уже о ней?
Любовь – с тобой и ночь светла.
Хоть в плен меня Вьерна взяла.
О, для чего теперь мне жить,
Коли Вьерна мне не верна?!
За море плыть, где ждут меня
Смерть от железа и огня.
Где на лету собьет стрела
Орла, а может соловья,
Что пел тебе, моя любовь.
Но раз Вьерна мне не верна,
Я смерть свою найду в бою.
Но не спою тебе о том.
Если Вьерна мне не верна,
Если Вьерна мне не верна…

Дорога к Ричарду Английскому. Воссоединение друзей

Дорога в Анжу, где размещалась ставка Ричарда, оказалась ужаснее, чем Пейре мог себе это даже вообразить. Струны на музыкальных инструментах набухли и, точно простуженные певцы, не могли петь, праздничная одежда промокла, кони еле тащились, лениво погружая ноги в жидкую холодную грязь. Кое-где рыцарям приходилось спешиться и вести животных под уздцы. К счастью, в конечном счете ни один из коней не пострадал, и путники добрались до короля, проведя в дороге всего три недели.

Уставший и измученный трубадур упал в ноги своему венценосному повелителю и со слезами на осунувшемся за время тяжелого пути лице попросил немедленно отпустить его в далекую Тулузу, где он должен был спасти от неминуемой смерти своего друга благородного Гийома де ла Тур.

Пейре клялся Ричарду в верности и преданности, обещал надеть на себя плащ с крестом и отправиться с королем хоть на край света, пусть только добрый повелитель позволит ему выполнить долг дружбы.

Подняв юношу с колен, Ричард повелел своему лекарю осмотреть трубадура, так как речи последнего напоминали горячечный бред. После он пожаловал Пейре великолепные одежды, шлем, кольчугу и меч, рукоятка которого была сделана из чистого золота и украшена огромными рубинами. Ричард велел ему отдыхать хотя бы до окончания дождей и набираться сил.

На следующий день, когда Пейре веселый и бодрый гулял по городской стене, наслаждаясь выглянувшим из-за туч солнышком и любуясь открывающимся с высоты видом, его окликнул знакомый голос. Видаль оглянулся и чуть было не потерял равновесие, схватившись за перекладину метательной машины. Перед ним стоял сам Бертран де Борн. Трубадуры обнялись, точно родные братья, так что впечатлительному Пейре показалось, что время повернуло вспять и он все еще стоит с обнаженным мечом у моста Дохлых собак и смотрит в серые глаза Бертрана.

Разговаривая о том и о сем, они спустились в город, где Бертран знал каждый трактир, точно они были частью его собственных угодий. Они миновали рыночную площадь, свернув около городской ратуши, Пейре так и не узнал ее названия. Спустились в подвальчик, в котором, по словам Бертрана, было самое лучшее в округе пиво и за дубовым столом у стены, как нигде больше, хорошо писались стихи и сочинялись песни.

Вдохновленный встречей и поворотом в судьбе юного трубадура, Бертран рассказывал ему о своей концепции пути поэта-воина – новом и прогрессивном типе современного рыцаря.

– Пример для молодежи, образец достоинства, благородства и чести, оплот государства и католической церкви! – восклицал де Борн. – Это рыцарь крестоносец, а еще точнее, доблестный и праведный тамплиер…

Бертран сделал паузу, к их столу, привлеченные пламенной речью, подошли трое рыцарей в белых плащах с красными крестами. Одного из них Бертран представил Пейре как признанного мастера стиха и своего первого соратника Жиро Борнеля, два других рыцаря были выходцами из Каркассона – господа Гастон Оливье и Жак де Эскас.

– В наше благословенное время трубадуры должны приложить все свое умение, для того чтобы поддержать святую церковь и вдохновить правителей и рыцарей на третий крестовый поход и возвращение Иерусалима! Современный рыцарь – это не певец любви, не слуга прекрасной дамы, а оплот церкви. Я считаю, что крестоносцы, и в частности тамплиеры, – это активный путь, это действие и сила. Если поэзия – то пламенные сирвенты, вдохновляющие войско и поднимающие боевой дух. Не правда ли, друг Жиро? Расскажи Видалю о том, как мы пели перед новобранцами Ричарда и как наши арфы склоняли целые армии на участие в этом святом деле!