Рыцарь и Буржуа

Для жителя Миддлтауна семья — священный и основной общественный институт. Место замужней женщины прежде всего дома, и все другие дела должны отойти на второй план по сравнению с «устройством семейного очага для мужа и детей». Женщина не должна быть слишком умной, слишком агрессивной и независимой, слишком критичной и слишком не похожей на других. Она не должна думать о личной карьере или о соперничестве с мужчинами, но скорее служить им опорой в их намерениях (с. 421). Женщины редко разбираются в общественных делах так, как мужчины; мужчины к тому же практичнее и лучше работают. Женщины зато больше смыслят в тонкостях этикета и этики. «Мужчинам порой не хватает такта, женщины разбираются в этом лучше». «Культура и все такое — скорее женское дело». Наконец, женщины лучше (чище) мужчин.

Говоря в главе VI о значении пуританизма для «делового человека», мы воспользовались случаем подчеркнуть, что пуританизму не удалось совершенно замаскировать противоречие между христианским воспитанием и беспощадностью, необходимой для продвижения в обществе. Как видно из дальнейших комментариев супругов Линд к изложенному выше катехизису, американский бизнесмен разрешает это противоречие тем, что живет в двух разных моральных системах. В торговых отношениях никто не требует от человека снисхождения (consideration) другим, хотя определенные правила «честной игры» должны соблюдаться и здесь. Зато вне сферы бизнеса доброжелательность обязательна (с. 242). «Нет другой такой черты, кроме, пожалуй, вежливости, — читаем мы у наших авторов, — которой миддлтаунец гордился бы больше чем доброжелательностью» (с. 440). Возвращаясь домой, бизнесмен сбрасывает с себя, словно рабочую одежду, одну нравственность и переходит, в соседских и приятельских отношениях, к другой; здесь уже взаимопомощь и дружелюбие — не только рекомендуемые, но, по-видимому, и действительно соблюдаемые нормы. Если наш катехизис считал женщину более «чистой», то, вероятно, потому, что она не причастна к бизнесу и может позволить себе жить по нормам «соседской», неэгоистической нравственности.

В вопросах религии житель Миддлтауна не проявляет чрезмерного рвения. «Не так важно, во что ты веришь, как то, что ты за человек. Ходить в церковь иногда скучновато, но никто не хотел бы жить в обществе, где нет церквей, поэтому каждый должен поддерживать церковь. Загробная жизнь существует, ведь невозможно помыслить, что люди просто-напросто умирают и все на этом кончается». Религиозность миддлтаунца, судя по его жизненному катехизису, ограничивается вещами удобными и приятными. Расходы на нее невелики, а взамен имеется готовое утешение на соответствующий случай. Приятная мысль о бессмертии души продолжает существовать (с. 416), зато мысль о загробной каре почти исчезла. Житель Миддлтауна не придает большого значения различиям между протестантскими церквями, но для него очевидно, что протестантизм выше католицизма и что католик не должен избираться президентом Соединенных Штатов.

Свод житейских истин Миддлтауна, разумеется, кое в чем изменился за годы кризиса. Горожане победнее после 1933 г. усомнились в истинности изречения «побольше бизнеса в администрации, поменьше администрации в бизнесе». Рабочие перестали твердо верить в то, что для желающего работа всегда найдется. Доброжелательности к другим поубавилось (с. 441). Терпимость, прежде довольно широкая, ограничилась допущением того, чего нельзя избежать, или того, что не имеет значения (с. 427). Усилился национализм и неприязнь к чужакам. Ослабление ощущения безопасности, по-видимому, нанесло удар и по оптимизму, бросающемуся в глаза в катехизисе жителя Миддлтауна — оптимизму не меньшему, чем у буржуазии XVIII века, только начинавшей свое восхождение. Однако улыбка на лице и вера в прогресс по-прежнему обязательны для миддлтаунца.