Рыцарь и ведьма

Меж тем Ален Лурия уже сообщил своему коллеге все, что считал нужным. Они пожимают руки, после чего человек, похитивший меня из постели своей жены, снова усаживается за руль, и его машина, хрустнув гравием, разворачивается и исчезает за углом ближайшего здания. Ни тяжелого взгляда напоследок, ни старых добрых обещаний возмездия. Возможно, он спешил избавиться от моего физического присутствия в своей жизни, оставить меня где-то позади – ведь чем раньше удалишь из раны инородный предмет, тем скорее начнут срастаться поврежденные ткани. А может, он считает, что со мной уже покончено и запугивать меня – это примерно то же самое, что угрожать мертвецу. Не знаю.

– Господин Леннокс! – окликает меня костюм-тройка. – Разрешите приветствовать вас в Лаврелионе. Не знаю, каковы подробности вашего заключения в багажник господина Лурии, – и готов смириться, если не узнаю. Однако позвольте вас заверить, что вы оказываете нашему заведению честь.

– В Лаврелионе? – я уточняю, правильно ли расслышал, хотя название мне ничего не говорит.

– Совершенно верно. Вот это, за моей спиной – главное здание Лаврелионского университета. А позднее, если захотите, я буду рад устроить вам экскурсию по университетскому городку. Нам есть что показать. Два учебных корпуса, не считая административного здания; общежитие; лабораторный комплекс с собственной обсерваторией и анатомическим театром; музей; библиотека; клубный дом, часовня и столовая. И пруд с лягушками. Ручаюсь, такого стройного кваканья вы еще не слыхали. Меня зовут доктор Эктор Целлос, я советник ректора Лаврелионского университета.

Растерянно пожимаю протянутую руку. Думаю, можно обойтись без заверений в приятности знакомства.

– Доктор, признайтесь, что назвали не все достопримечательности. Про дозорные вышки-то позабыли.

Эктор Целлос отвечает покаянной улыбкой, какая бывает у человека, уличенного в невинном лукавстве. Все равно что некто воспользовался бы качкой на корабле, чтобы под видом случайности прильнуть к хорошенькой девушке.

– Лаврелион – необычный университет, господин Леннокс, – сообщает профессор тоном, в котором, несмотря на улыбку, мне послышалось не оправдание, а предупреждение. – Нам будет удобнее поговорить в моем кабинете, если не возражаете.

– Ну а если все-таки возражаю? Как вы, возможно, заметили, я сюда прибыл не совсем добровольно. И сказать правду, я бы предпочел как можно скорее вернуться домой. Не сочтите за неуважение.

– Ну что вы! – Доктор отмахивается, показывая, что лично он не видит бестактности в моих словах. – Тем не менее боюсь, я вынужден настаивать.

Эктор Целлос склоняет голову, принимая позу, которую можно было бы назвать кроткой. Впрочем, мы знакомы уже достаточно, чтобы я заметил: ученый муж не просто наклонил голову, но и втянул ее, одновременно подобрав мышцы по всему телу. Лучше не дергаться. В прошлом советник ректора вполне мог быть офицером королевской армии, мир которого – это поле для жестоких и необходимых решений; а все эти учтивые формулы в его речи – лишь способ немного компенсировать грубость бытия. Что-то вроде роскошного военного мундира, который блеском маскирует собственное предназначение – быть разодранным пулями и вымокнуть в крови.

Еще раз переглянувшись с часовым на вышке, я направляюсь к дверям главного корпуса, а Эктор Целлос с облегчением выдыхает. Думаю, он бы и сам огорчился, заставь я его поступиться манерами.

Кабинет Целлоса расположен на первом этаже в конце длинного коридора, на стенах которого ни портретов выдающихся профессоров, ни информационных досок – никакой атрибутики учебного заведения. Как ни старайся, трудно себе представить, что днем здесь на подоконниках сидят студенты. Скорее похоже на каземат: всюду тяжелые запертые двери, а из убранства – только нанесенная без старания штукатурка.

Хозяин кабинета предлагает мне обитый кожей стул напротив своего стола. В кружкé желтого света от настольной лампы – разложенная стопка фотокопий, снятых с каких-то старинных документов, и выписки, сделанные, видимо, рукой самого профессора. Прежде чем он убирает бумаги в ящик, я успеваю разобрать на одном из листков три слова: katharsis, theoria и theosis. Черт его знает что это такое.

Кроме стола и стульев, обстановка кабинета включает шкаф, заставленный папками и книгами в потертых переплетах, да еще сервировочный столик на маленьких колесах, на котором стоит несколько фарфоровых чашек и термос.

Стены в комнате неуютно голые, зато оконный проем занят причудливым витражом. Цветные стеклышки складываются в изображение лестницы, по которой один за другим люди взбираются к небу, к золотой цитадели. Людей атакуют крылатые демоны, сбрасывают некоторых вниз. Что именно происходит с упавшими, скрыто за геральдической лентой. На ней – надпись на латинском языке, который я не осилил ни в школе, ни в Академии. Мертвое наречие чуть и меня не доконало.