Рыцарь Империи

Да, это против правил. Да это будет угрожать нам обеим. Но, видимо, бейлифы и магистр забыли, что такое Святая Земля. Я еду к королю Шурифон, а потом мы вместе прибудем в академию. Мне очень не нравится, что происходит в Сайторане. Эти нападки Фортана (бейлиф Ашкай — прим. автора) на Джунрей, пассивность Горенхол (бейлиф Ситорэй — прим. автора) и странное поведение магистра, все это наводит на очень нехорошие мысли. Мои доводы не просто не приняли во внимание, их даже не дослушали до конца. И приняли решение большинством.

Агата, похоже, нам предстоит доказать этим заигравшимся в императоров, что нельзя просто взять и превратить Святую Землю в перевалочный порт. Не ими она была основана и не просто, чтобы поставить на ней академию.

И знаешь, если бы речь шла только об этом, то я бы еще подумала. Но когда Фортан опять запел свою песню о недопустимости обучения эльфов, то мне стало понятно, что академия им просто не нужна.

Многое я хотела бы тебе сказать, но я боюсь доверить эти слова бумаге. Так что все обсудим при личной встрече.

Еще я хотела, чтобы ты прощупала почву насчет происходящего у королевы Аасу, которая сейчас находится в Святой Земле. Горенхольд явно ей не симпатизирует и отзывается о ее действиях весьма негативно.

Начинай действовать, как только получишь это письмо, чтобы, когда я прилечу, уже было подтверждение этой новой политики Коллегии.

Асана Уатфор, бейлиф Джунрей и Святой Земли».

Дочитав письмо, ректор нарочито аккуратно положила его на стол, поверх послания из Коллегии. Вот и началось то, чего она так опасалась. Святой Земле не удалось остаться в стороне от происходящего. Асана… она всегда была сторонницей автономии академии и Святой Земли. Она одна из немногих точно знала историю этого места. И, видимо, знают те, кто затевает все это. Хотят же не закрытия академии. А свободного и конфиденциального доступа сюда.

Ректор потерла виски. Значит, сюда скоро прибудет король Шурифон. Наверняка бейлифы и магистр не оставит этот факт без внимания. Особенного на фоне того, что в метрополию перестанут поступать деньги от коммерческой деятельности порта.

Что сделать? Отступиться? Тогда в скором времени сюда назначат другого ректора, проводника воли Коллегии. Но тогда можно будет спокойно уехать и жить спокойной жизнью… Спокойной жизнью предателя и мертвеца. Потому что человек, предавший самого себя, это все равно, что труп.

Как только все это начнется, учеников все равно станут забирать. Мало кто согласится на то, чтобы его чадо находилось в эпицентре опасных событий. Значит, все равно части своих планов противники добьются… А если не делать ничего, то академия больше никогда не возродится.

Ректор вздохнула и посмотрела в сторону окна. Уже наступила ночь и сегодня ничего уже не сделать. Последняя спокойная ночь…

* * *

Несмотря на то, что усталость прямо-таки валила с ног, уснуть у Кяйи не получалось. А всему виной было одно и то же воспоминание. Прикосновение его губ. От этого в груди поднималась просто бешенство! И также девушка понимала, что это бешенство не от того, что ее поцеловали. В конце концов, это был ее не первый поцелуй… Но с парнем первый! Это и бесило! На виду у всех и кто?! Этот малолетний извращенец, который в любой юбке видит возможность для удовлетворения своих низменных желаний!

Но этот бой… Он отзывался в груди совсем другими ощущениями. Этот восторг, восторг воина, который видит потрясающее искусство! И непонимание. Зачем он притворялся неумехой? И ведь так правдоподобно! Зачем ему это, что за игру он ведет? Почему, если это какая-то игра, он взял и так раскрылся? Гордость? Нежелание проигрывать?

Кяйа, не в силах просто лежать, откинула одеяло и встала. И невольно кинула взгляд в зеркало. В нем отражалась молодая, крепко сложенная девушка (Кяйа не любила, кстати, спать с грудной перевязью, ей все казалось, что та сдавливает и мешает дышать, так что сейчас она стояла в одних трусиках), с довольно большой грудью (которую успел полапать этот придурок!). Кяйа коснулась того места, где была его рука.

Она никогда бы не подумала, что ее увидит голой кто-то другой из мужчин, кроме Дагмаера. Но теперь… Теперь уже ей совершенно этого не хотелось… Вспоминая его мерзкий взгляд, приторно медовый лицемерный голос. Нет! Даже если он будет единственным мужчиной в мире! Ложь… Улыбался ей, а потом хотел убить. И ее, и королеву, и вообще всех на «Суване». Подлец!

Невольно в голове всплыли слова Кенси, брошенные им перед боем. Несмотря на всю свою пошлость, в этом отношении за его фразой чувствовалась… основа. И тогда, в бою, он, не задумываясь, ринулся спасать «Суван»… и королеву. А потом едва не размазал по стенам того придурка, что полез к Ваханли. И получалось, что этот чужак, кобель и вообще хам, когда приходило время доказать делом, без сомнений поступал так, как это и положено воину и аристократу.