— Милорд, — протянул Артур, — честью вас прошу, не будьте таким негодяем. С таким позором, какой вы мне готовите, я домой возвращаться не могу. Не бывало такого, чтоб юношу отдали в знатный дом в услужение — а там его отослали прочь. Все королевство будет смеяться надо мной.
— Ничем не могу помочь, — Данкан широко зевнул. Как только рот себе не порвал. — Не нуждаюсь ни в чьих услугах, а в ваших — особенно, и беды ваши меня тоже не слишком заботят. Пошли бы вы, молодой человек, к кому-нибудь еще, в самом-то деле. Или просто пошли бы. Дворян в нашем славном королевстве — завались, проситесь к кому угодно. Будете носить им вино и чистить сапоги, а они будут рады. Не понимаю, зачем стоять у меня над душой.
Мог бы я к кому угодно пойти — так бы и пошел к кому угодно, а еще лучше — остался в родных стенах, мрачно подумал юноша. Вот только выбора мне не оставили. Чем думал лорд Раймонд, посылая меня сюда — или он попросту желал поглумиться надо мной?
— Мне приказал моей отец, — мрачно сказал Артур. — Явиться к герцогу Тарвелу, и служить ему верой и правдой. И моего возвращения он не поймет.
Данкан налил себе виски в стакан — не на три пальца, как полагается, а до краев. Залпом выпил, поморщился и произнес не без страдания:
— Знаете что, любезнейший… Ваши отношения с вашим почтеннейшим родителем не затрагивают меня ни в малейшей степени. Не знаю, чем вы своему батюшке насолили, что он погнал вас из дому, но меня попрошу в эту печальную историю не впутывать. Возвращайтесь к лорду Раймонду.
— Говорю вам, он меня на порог не пустит.
— Так это же просто замечательно. Молодой человек, вы даже не представляете, как вам повезло. Я в ваши годы только о том и мечтал, чтоб меня выгнали из дома. Семья так давит, а оказаться на свободе… На воле… Задышать полной грудью… Оказаться себе хозяином, ни от кого не зависеть… Несказанная удача. А сколько поэзии в том, чтоб ночевать на обочине тракта или в глухом лесу. Радоваться надо.
— Я не хочу радоваться. Если вы меня отошлете, отец отправит меня в королевскую армию простым пехотинцем.
— Еще лучше. Вы даже не представляете, насколько вам в таком случае повезет. Вас ждет поистине героическая участь — общество закаленных битвами солдат, дисциплина, доблесть и честь. Редкие в наши дни понятия.
Как бы красно не говорил Тарвел, одни его слова вызывали ужас. Герцогский сын — спящий в одной казарме со всяким отребьем? Сражающийся в пешем строю? Машущий алебардой, в одной шеренге с сыновьями крестьян и шлюх? С таким клеймом на чести ему не жить. Любая столичная шавка будет лаять ему в лицо и глумиться над подобным унижением. Солдатские сапоги вместо рыцарских шпор — худшее, до чего может опуститься сын лорда.
— Герцог Тарвел… У меня есть рекомендательное письмо, в котором мой отец заверяет вас, что я способен достойно служить вам.
— Давайте будем считать, что я неграмотен. Все, сударь. Вы меня достали. Если не испаритесь через пять минут — возьму в охапку и выстрелю вами из требушета. Все быстрее до родового замка долетите.
Остатки и без того призрачных надежд окончательно рухнули.
— То есть, вы брезгуете мной? — уточнил юноша. Ну и что теперь? Бросить Тарвелу что-нибудь гордое, презрительное, и уйти с высоко поднятой головой? Да, конечно… А тот посмеется и забудет. Ну нет, словами тут не обойтись. Бывают моменты, когда про слова вообще нужно забыть. — Ну тогда держитесь, герцог, — сказал Артур зло. — Я вызываю вас на поединок. Вы дворянин, и я дворянин, и право вас вызвать у меня есть, а права отказаться у вас нету. Иначе весь Иберлен будет судачить, как вы испугались драться с пятнадцатилетним юнцом.
Данкан снова выпил. Похоже, он пил всегда.
— Мальчик, ты это серьезно? — герцог вдруг перешел на "ты". — Может, ты простыл? Или занемог? Позвать лекаря?
Этого юноша выдержать он не мог. Он очень устал и очень измучался, он проделал очень долгий путь, который оказался совершенно зряшным и никому не нужным, он оказался по сути изгнан из родного дома, с неясными перспективами на будущее, он унижался и корчил из себя шута, умоляя принять себя на службу — и оказывается, все впустую. Он никому не нужен, его выгоняют на улицу, выметают метлой, как сор.
— Я абсолютно серьезен, — сквозь зубы сказал Айтверн. — Я даже и не вспомню, когда в последний раз был таким серьезным. Вы вытерли об меня ноги — а я вытру об вас меч!
— Даже так? — удивился Тарвел. — Ну, раз уж ты серьезен… Делать нечего, придется учесть и принять во внимание. Не закрывать же глаза на такой вот отважный, искренний порыв. — Герцог поднялся из-за стола, взялся за меч. — Ну-ка, братец, живо становись в позицию. А то я разделаю тебя на ленточки прежде, чем коснешься рукояти клинка.
Драться — вот так вот сразу? Без подготовки? Он не совсем то имел в виду… Артур никогда прежде не бился на дуэлях, и испытал нечто, очень похожее на страх. Похоже, его дурацкая выходка оказалась совершенно излишней… А что, если Данкан победит? Если он его убьет?
— Секундантов, что, не будет? — спросил юноша.