Прошло много лет с того дня, когда лорд Айтверн потерял жену, но забыть ее он так и не смог. Рейла. Неотмирный синий взгляд, темные волосы, гордая осанка, голос, звенящий гитарной струной, серебром и снегом. Его Рейла, которая на самом деле никогда ему не принадлежала. Обычная история, брак по сговору, жених и невеста, впервые увидевшие друг друга лишь на самой свадьбе. Отец Раймонда был человеком старых правил, и находил выгоду в браке своего наследника с племянницей тогдашнего графа Гальса. Гарольд Айтверн надеялся на прочный союз с повелителями Юга, вот и повел сына под венец. Разумеется, он был прав, интересы дома куда выше личных чувств, да и в жену свою Раймонд влюбился до потери рассудка. Вот только насильный брак не стал оттого менее насильным, и чувства Раймонда так и не нашли у его супруги ответа. Рейла не любила его, никогда не любила, хотя и честно исполняла возложенный на нее долг. Однако, не любя его, она пожертвовала ради Раймонда жизнью, когда против него и государя составили заговор. И составил его не кто-нибудь, а родной брат Раймонда, Глэвис Айтверн. Милый братец рассудил, что из него может получится замечательный король, а для этого всего-то и требовалось, что устранить царствующего монарха. Глэвис был уверен в том, что будет смотреться на троне наилучшим образом, и, черт побери, не исключено, что он был прав. Хуже чем Брайан, во всяком случае, короля представить было сложно. Но Раймонд не привык нарушать данные им клятвы, и потому выступил против брата. К сожалению, за все на свете приходится платить. Айтверн предпочел бы умереть сам, нежели дать умереть любимой, но судьба Рейлы оказалась не в его власти. С тех пор утекло немало воды, и ту старую грязную историю давно забыли. Или сделали вид, что забыли. Игральные кости судьбы упали на редкость гнусным образом, Рейле не посчастливилось оказаться в тот самом месте и в тот самый час, когда Раймонд и Глэвис решили окончательно выяснить отношения в поединке. Рейла попыталась спасти обреченного, как ей показалось, мужа, закрыть его своим телом — и погибла, пронзенная клинком Глэвиса. В памяти герцога Айтверна навсегда отпечатался тот вечер. Звон стали, бьющийся в окна закат, помертвевший Брайан, также оказавшийся свидетелем этой схватки, лужа крови под ногами, все та же кровь, водой хлещущая меж пальцев, обезумевший, или вернее — убийственно разумный родич, рывок Рейлы, острие шпаги, выходящее у нее из спины… Нет, такое не забудешь, пока жив, остается лишь знать, помнить, жить и больше не ошибаться, никогда и ни в чем. Никогда и ни в чем… хорошо сказано, лорд Раймонд Айтверн, да вот только хорошо ли сделано? Что совершил ты сегодня ночью, отдавая своего ребенка на поживу Эрдеру — ошибку? Или же это нужно назвать как-то иначе? Возможно, иначе, но предложи кто Раймонду переиграть его выбор, он бы ни в чем не изменил принятое им решение. Лучше предать Айну, память Рейлы и собственную честь, нежели предать Иберлен.
Предать Иберлен… Я все отдал этой стране, Господи, всего себя, все, чем я владею, все, что я есть, до последнего вздоха, до последнего волоса, до последней капли крови. Поколениям предков не в чем будет меня упрекнуть. Всю жизнь я служил Иберлену! Порой мне приходилось делать ужасные вещи во имя моего служения, но эти вещи следовало сделать. Я допустил войну на восточной границе королевства, и позволил ей длиться год за годом много лет подряд, пока она не стала привычной. Это был единственный шанс отвлечь всех этих Коллинсов и Тресвальдов от сердца страны, не дать им выступить против меня. Пока нам грозит враг, никто не будет грозить мне — Раймонду Айтверну, подлинному правителю королевского домена. Пока мы воюем с Лумэем и Бритером, мы не воюем друг с другом. Ни один дурак не уподобится моему брату. Королевство не разорвет на куски, иберленские владетели не опустошат собственную землю. Я добился этого дурным путем, но все-таки добился — я делал добро из зла, потому что люблю Иберлен. А раз так — убереги, Боже, эту страну от чумы и смуты. Это единственное, о чем я прошу.
Лорд Раймонд Айтверн указал на стоявшие у дальней стены покрытые бархатной обивкой кресла:
— Садитесь, дети мои. Не стоит изображать, — герцог позволил себе снисходительную издевку, — карающих ангелов возмездия.