Рыцарь из Дома Драконов

— Хорошо, буду беречь, — сказала Эльза спокойно. — И спасибо за твое предложение, такие вещи дорого стоят в наши дни. Но сейчас я пойду, если ты позволишь. Раз творятся такие дела, мне нужно скорее ехать дальше. Я хотела отдыха, но, отдых, кажется, сегодня не хочет меня.

— Раз нужно ехать — езжай, я не могу тебе препятствовать, — сказал Айтверн с сожалением. — Не могу сказать, что рад твоему решению, но я сегодня вообще мало чему рад… кроме твоего общества, разве что. Оно, твое общество, было лучшей частью этого паскудного дня, и я благодарен тебе за это. В добрый путь, леди менестрель, и удачи тебе на нем, — юноша замолчал, как никогда остро осознавая в тот миг всю бессмысленность любых напутственных слов.

Эльза стояла совсем рядом, ее глаза казались большими, как летние звезды. Легкий ветер шевелил каштановые волосы. Артур схватил руку Эльзы и поднес ее к губам, поцеловал пальцы. Девушка ахнула. "Что же вы, госпожа, решили, что я отпущу вас так просто?" Сейчас весь мир, каким молодой Айтверн его знал, рухнул. Артур как никогда нуждался в хоть какой-то опоре — и юная бардесса могла этой опорой стать.

Артур обнял Эльзу, обхватив ее тонкие плечи, и поцеловал девушку прямо в пахнущие полевыми цветами губы.

— Матео Флавейский говорит, что каждый сам выбирает свою судьбу, — задумчиво сказал Гайвен Ретвальд, свесив ноги с кровати.

— Правда? — спросила сидящая на подоконнике Айна, бросив взгляд во двор. Никого. Она сначала увидела, как Артур вышел из трактира в сопровождении какой-то девушки, да так и пропал. Братец, безусловно, нашел самое подходящее место и время для того, чтобы закрутить роман. Хотя это не самый худший способ убить время, наверно. Лучше, чем весь день пить. — Вот именно так и говорит?

— Не то чтобы говорит… — принц слегка пожал плечами. — Скорее уж пишет. Писал, он же умер еще до нашей эры. Но его знаменитый трактат до сих пор читают. Понимаешь, — они перешли на "ты" довольно быстро, глупо было и дальше придерживаться церемонных условностей, — понимаешь, есть вещи, которые быстро перестают быть интересны людям. Придворные сплетни, к примеру. Сегодня это важно хоть кому-то, завтра не важно уже никому. А есть вещи, которые устареть не могут, потому что со злобой дня не связаны… и с добротой дня не связаны тоже. Есть книги, которые интересны людям сейчас, хотя были написаны тысячу лет назад, и есть книги, которые пишутся сейчас и будут интересны нашим правнукам. Потому что темы, которые эти книги затрагивают, будут волновать людей всегда. Мэтр Матео коснулся как раз одной такой темы.

О мэтре Матео Айна слышала на своих занятиях, хотя сама до его трактата еще не добралась.

— Он писал о свободе воли, верно?

— Правильно. Он был первым, кто попытался понять, есть ли вообще свобода воли на свете. Ну или первым, чьи размышления до нас дошли… Люди в те дни верили, что все мы — ничто, что никакой свободы воли нет. Что все мы просто игрушки в руках языческих богов. Тогда верили, что есть особенный бог, по имени Рок, что это старик со слепыми глазами, перемешивающий человеческие судьбы, не видя их… и что ему в сущности на людей плевать. Что всем богам плевать. Что они своим произволом заставляют нас быть счастливыми или несчастными, плакать или смеяться… просто чтобы развлечься, глядя на это с неба. Матео первый не поверил в это. Он сказал… вот, смотри, здесь написано, — принц развернул книгу и протянул девушке, — что мир, в котором человек не имеет права выбора, не может существовать. Потому что в таком мире просто нет смысла жить, незачем жить. А мир не может быть лишенным смысла.

Айна посмотрела на плывущие перед глазами строки. Она не могла отделаться от ощущения, что до сих пор находится в казематах герцога Эрдера. Не могла отделаться от ощущения, что идет след в след за Александром Гальсом по проторенной им из трупов дорожке. Не могла отделаться от ощущения, что стоит сейчас напротив собственного отца и проклинает его. Она могла поверить, что находится где угодно, но только не здесь.

— А разве мир и так не лишен смысла? — спросила она тихо.

Ответ иберленского принца оказался неожиданно тверд.

— Никто и никогда не сможет доказать мне такого. Смысл есть у всего. Смысл есть у тебя и у меня. У моего отца и твоего отца. У твоего брата. У моей умершей матери. Все люди имеют смысл, весь мир имеет смысл, и смысл этот — в том, чтобы жить, как считаешь правильным сам. Не будь у нас выбора, Бог бы не придумал рай и ад, а мы бы не придумали Бога.

— Гайвен… Твои последние слова… Ты говоришь почти как еретик.

— Я говорю как человек, позволяющий себе думать. Не верю, чтоб Бог карал за подобное.

Они помолчали.

— Гайвен, тебе страшно?

— Тебе честно или как? Ну… Да. Страшно.

— Мне тоже.

Ретвальд подошел к девушке и взял ее ладони в свои.

— Не бойся. Все будет хорошо. Обязательно будет, я тебе это обещаю.