Рыцарь из преисподней

Марийка была так занята Люцией, что ничего не заметила, не почувствовала. Или это Пречистая хранила ее от неизбежного страха. Люция могла видеть и Альберта, и Маришку, узнавала их, радовалась, чем приводила Маришку в бурный восторг. Альберт бурчал, что «мелкая подлизывается», утверждал, что у детей и женщин с начала времен существует заговор, целая секта, и они втягивают в нее девушек, которые, может, сами по себе о детях и не думали бы.

Нет, Маришка пока о своем ребенке и не помышляла. Какие уж там дети, когда в Ифэренн лучше и безопаснее, чем в тварном мире? Но в Поместье проводила все свободное время. Его, правда, было немного.

Альберт говорил, что он не против того, чтобы быть дядей, и задумывался о перспективах когда-нибудь сдать двоюродным дедом. Марийка и Маришка в один голос призывали его не сходить с ума, не забывать о том, что Люции еще и недели нет. Альберт резонно возражал, что если племяшка и дальше будет так расти, то внуки из перспективы станут реальностью уже через год.

Конечно, он знал о том, как взрослеют фейри. Он вообще знал о фейри немногим меньше, чем обитатели Поместья. Но почему-то им, всем троим, нравилось фантазировать о том, как Люция вырастет, как за ней будут ухаживать эльфийские принцы, какое лицо будет у Артура, когда она скажет однажды: «Папа, это Глайлойдуин из дома Киндруин, я выхожу за него замуж». Как будто не могло быть такого, что Люция выберет монашество или, например, станет ученым и математика будет интересовать ее больше, чем мальчики с непроизносимыми именами.

Ничего ее не будет интересовать: ни математика, ни мальчики. Интересы Люции навсегда ограничатся мамой и отцом, дедом и двумя дядюшками – ангелом и человеком – и человеческой девчонкой, которая когда-нибудь наверняка родит Альберту дочку или сына. Люция будет молиться за них за всех, но молитвам ее научит Пречистая Дева. Это даже хорошо, что все сложится именно так. Для Люции уж точно хорошо.

А значит, и им всем тоже нужно радоваться.

К вечеру шестого дня малышка пошла.

Артур, обсуждавший с Себестой поправки к бюджету Тагара, примчался на визг Марийки. В дверях детской чуть не столкнулся с Моартулом. Вот уж с кем лучше было не сталкиваться, учитывая, что Моартул считал его католиком и намеревался когда-нибудь прикончить ради спасения души. Искренне добра желал, но спасибо, не надо.

А Люция, увидев сразу отца и деда, отцепилась от Марийки и потопала к ним, расставив руки и покачиваясь.

Моартул проявил достаточно понимания, чтоб позволить Артуру первым взять дочку на руки. Но тут Себеста, который все еще был на связи, напомнил о себе, что-то у него там стряслось срочное. Артур отдал Люцию деду, поцеловал Марийку и пошел обратно в кабинет.

– Что стряслось-то? – спросил Себеста. – Куда ты так сорвался?

– Дочка пошла.

– Ей шесть дней! – Себеста заржал: – Альберт прав, через год будете от женихов отбиваться. Серьезно, Артур, этак к крещению она уже заговорит, а?

– Может быть. Что у тебя?

– Не телефонный разговор. Ты мне нужен в Тагаре, лучше прямо сейчас.

Что-то срочное среди ночи? Значит, ничего хорошего.

Артур кивнул, хоть Себеста и не мог его видеть. Взял со стойки Миротворец. В арсенале не было ничего огнестрельного или энергетического – Моартул предпочитал холодное оружие и магию, Змей… ну тот сам себе оружие. Ладно, Себеста тоже не прямо в бой зовет, для начала и Миротворца хватит.

Через шесть секунд Артур вышел из Поместья к алтарю тагарского храма, перекрестился, огляделся, никого не увидел. Себеста, видимо, ждал снаружи. Странно, он вообще-то любил бывать в этом храме по ночам. Что бы ни мешало ему принять крещение, помешать приходить сюда оно не могло. Может, и не пыталось.

Артур заторопился к выходу, почти бегом миновал паперть, подивился густым теням, накрывшим площадь перед храмом, – новолуние, а тени такие черные, будто не луна, а солнце светит… и с разбегу провалился в эту черноту. Ухнул, как в болото, как в зыбучий песок. Вроде есть опора под ногами, но она не держит. Есть за что руками схватиться, но оно скользит сквозь пальцы. Он вытянул из петли топор, попытался положить его поперек… на что? На тень? Да как угодно, лишь бы зацепиться. И, будто это и надо было сделать, сразу стало светло.

Знакомый дымчатый свет. Артур видел его десятки раз. Свет, льющийся сквозь полупрозрачные стены из драгоценных камней. В снах и видениях Артур думал, здесь будет пахнуть, как в серпентарии, но оказалось, что этот дракон пахнет цветами и жарким ветром, а еще ледяной водой, брызги которой мгновенно испаряются в раскаленном цветочном воздухе. Золотой дракон, свернувшийся в десятки сверкающих колец и крепко-крепко спящий. Узкая морда длиной шагов в двадцать, не меньше, казалась даже красивой, узоры на чешуе переливались от червонного золота к мягкой платиновой белизне. Вот она, плоть Сахры, уязвимая для лезвия Миротворца…

Себеста из-за спины сказал:

– Извини.

За что извинялся?