В замке, в Большой гостиной зале пфальца за длинным столом собралось все рыцарство. Во главе стола сидели Генрих, по правую руку от него — епископ Рупрехт, по левую — Конрад. Когда я вошел, меня усадили на другом конце, подали чашу с вином и блюдо с жареной ягнятиной. Все слушали императора, он говорил о своем великом предназначении в мире и о счастливой, но тяжелой судьбе Божьего избранника, о том, сколько злобы, коварства и предательства подстерегает его на жизненном пути. Я поискал глазами Гартвига, его не было, и мне сообщили, что сегодня утром он уехал в Магдебург.
— И вот, когда Божий мир почти полностью воссиял в пределах империи, — говорил Генрих, — врагам удалось пробраться в святая святых, в мою семью. Как некогда демоны-инкубы одолели мою несчастную сестру и совратили ее под видом меня и моих приближенных, так теперь они же осквернили душу и тело императрицы Адельгейды, еще не успевшей даже родить дитя, зачатое мною на священном ложе. Ангел во плоти, коим я почитал свою молодую супругу, поддался дьявольскому искушению и пал столь же низко, как древние библейские ангелы. Введите сюда Адельгейду, и пусть все увидят, как исказился ее ангельский облик.
За столом прокатился ропот. В зал в сопровождении рыцарей Лоцвайба и Левенгрубе покорной походкой вошла императрица. Лицо ее было измучено и бледно, но вряд ли кто-нибудь из собравшихся посмел бы признать откровенно, что облик ее исказился подобно облику падших ангелов. Глаза ее светились дивным блеском душевной муки, невинный вопрос стоял во взгляде, открыто обращенном ко всем собравшимся: «Ведь я же настоящая ваша государыня. За что же вы меня мучаете?» Сердце мое сжалось от любви и сострадания к Евпраксии, и я невольно поднялся на ноги.
— Вы что-то хотите сказать, Зегенгейм? — спросил меня император.
— Да, государь, — ответил я. — Я хочу сказать вам, что жена ваша невиновна.
— Сядьте, — махнул он мне рукой, чуть поморщившись. — Хотя, нет. Коль уж вы взялись защищать ее, возьмите письмо, написанное ею в Сен-Реми Гильдерику фон Шварцмоору, и прочтите его громко вслух.
За столом поднялся еще больший ропот. Мне принесли письмо. Молча я стал читать его и сразу почему-то понял, что эти бесстыдные строки написаны не Евпраксией.
— Что же вы не читаете, Зегенгейм? — грозно спросил меня император. — Может быть, у вас пересохло горло, перехватило дыхание? Так выпейте вина и читайте.
— Я не стану читать эту фальшивку, — твердо объявил я. — Это письмо написано каким-то врагом. Вы правильно сказали, государь, что их у вас много. Рука, чертившая эти строки, принадлежит одному из тех, кто жаждет вашего унижения и гибели империи. Императрицу оклеветали. Неужто вы не понимаете?
— Возьмите у него письмо и передайте епископу, пусть он прочтет, — приказал Генрих. Но прежде, чем у меня выхватили мерзкий клочок пергамента, я успел разодрать его надвое. Шум в зале поднялся невообразимый.
— Зегенгейм прав! Адельгейда невинна! Она не писала писем Гильдерику! — кричали мои друзья.
— Это еще надо доказать! Пусть прочтет епископ! Как вы смеете перечить императору! — кричали другие голоса.
Рупрехт знаками заставил всех успокоиться и начал читать письмо, соединяя две его разорванные половины. Голоса негодования то и дело поднимались за столом. Одни возмущались императрицей, другие — истинным автором письма, чье имя покуда оставалось тайной. Когда письмо было прочитано, Генрих сказал:
— Теперь все смогли услышать это возмутительное послание. Сличение почерков показало, что его писала Адельгейда. Некоторые несовпадения лишь доказывают, что во время написания она сильно волновалась. Еще бы! Ведь она могла догадываться, что будет, попади письмо в чужие руки. Затем, узнав каким-то образом, что ее разоблачили, Адельгейда подстроила все так, чтобы по возможности себя обелить. Она послала одного из своих рыцарей, Адальберта Ленца, в условленное место свидания, нарядив его в свое платье. Произошла стычка, во время которой погибли Гильдерик фон Шварцмоор и Клотар фон Кюц-Фортуна, преданные мне люди. Я не виню их убийц, Людвига фон Зегенгейма и Эриха Люксембургского, их самих ввели в заблуждение. Остается загадкой смерть оруженосца Гильдерика, Зигфрида Оверата. Я полагаю, что он и был тем самым предателем, который оповестил Адельгейду, что она разоблачена. Впоследствии он поплатился за это жизнью. Вот, сколько жертв приносит миру женская неверность. Так какого же наказания заслуживает эта преступная женщина? Вассалы мои, коим я доверяю больше, чем самому себе, дайте совет своему императору.
Наступило гробовое молчание. Все переглядывались, не зная, что и сказать. Многим было слышно, как Груланд фон Штиир прошептал своему соседу по столу:
— Я всегда говорил, что нельзя доверять славянам. Язычники! А особенно — славянкам.
Первым, кто громко высказался, был старый граф Эрланген:
— Пусть пройдет по раскаленной решетке. Древний испытанный способ. Если ожогов не будет — она невинна.