Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

- Его рожа и мне не по нутру,- усмехнулся Годфруа, вводя меня в одну из комнат дворца, уставленную восточной мебелью, устланную коврами и украшенную огромным шаром, на котором поверх позолоты были выгравированы всякие арабские и еврейские надписи, замысловатые значки и символы, человеческие фигуры.- Папалиус антипатичен внешне и что в душе у него - одному чорту известно. Но сей ученый муж совершил некоторые необычные открытия, способные перевернуть весь мир. Скажу тебе по секрету, ибо знаю, что тебе можно с гораздо большей надежностью доверить тайну, нежели каменному изваянию Адриана, стоящему у входа в замок Давида. Папалиус и Артефий приблизились к тайнам создания такого снадобья, которое способно продлевать человеческую жизнь и, быть может, на очень долгий срок.

Тут мне захотелось сказать то, что в подобном случае сказал бы мой покойный Аттила: "Эх, сударь, не морочили бы вы сами себе голову, плюньте три раза через левое плечо и пошлите всех этих пустомель и жуликов ко всем чертям!" Но, помня о предсказании, которое мучило Годфруа и которое могло превратиться в пустой звук лишь не исполнившись, я сдержанно промолчал. Тут я увидел на столе у него лист пергамента, на котором была начертана звезда микрокосма и всякие знаки. Внутрь звезды было вписано человеческое тело, над которым значилось: ADAM, а внизу, между ног: EVE. По окружности были начертаны еврейские буквы шин, ге, йод, снова ге и вав.

- Что это? - удивился я.

- Как что,- отвечал Годфруа,- звезда Соломона, талисман для добрых дел и помыслов. Разве ты не знаешь?

- Знаю, и очень хорошо помню замок Шедель.

- Ах, оставь ты это воспоминание. Ты же знаешь, как мне самому стыдно и отвратительно. И пойми, что границы магии весьма пространны. Один и тот же символ может служить как благим начинаниям, так и мерзостным.

- Я далек от символов,- простодушно признался я.- Мне нет до них дела.

- Просто потому,- сказал Годфруа,- что ты чертовски здоров душою и телом.

- Значит, с этими неприятными людьми тебя связывает только тяга к получению душевного и физического здоровья? - спросил я напрямик.

- Нет, не только,- признался Годфруа.- Когда-нибудь я открою тебе одну тайну. В тот час, когда я буду умирать, я расскажу тебе все.

- А если я не окажусь рядом?

- А где же ты будешь?

- Отлучусь куда-нибудь. Кстати, я давно собираюсь испросить твоего разрешения съездить в Киев. Евпраксия ждет от меня ребенка, и я хочу успеть хотя бы на его крестины.

- Отправляйся,- обнимая и хлопая меня по плечу, ответил Годфруа.- Но смотри, к весне возвращайся назад, а если ты приедешь вместе с Евпраксией, я буду страшно рад за вас.

- Она не сможет поехать, покуда ребенок будет маленьким, но как только он подрастет, я перевезу их сюда.

Итак, я, наконец-то собрался в путь. В честь моего отъезда в замке Давида был устроен пир, на который собралось человек сорок. Сколько я ни уговаривал Годфруа как-то избавить меня от компании Урсуса, Артефия, Ормуса и Папалиуса, он все-таки позвал и их, чем сильно огорчил и обидел меня. Пьер Эрмит, быстро опьянев, принялся хвастаться тем, как быстро двигаются работы по созданию аббатства Нотр-Дам-дю-Мон-де-Сион, упрекая меня в том, что я еду в отпуск, не создав ничего значительного.

- Ничего,- принялся защищать меня своим загробным голосом Артефий,когда граф возвратится, он начнет строить на месте Храма Соломона гигантский храм Нового Завета. Не так ли, граф?

- Ну да,- фыркнул я,- я его построю, а потом придут граф Шампанский и сидящий тут Папалиус, развалят его и снова начнут вгрызаться в фундамент в поисках каких-то мифических сокровищ.

Артефий громко рассмеялся и подсел ко мне с самым дружеским видом.

- Ваше возмущение справедливо,- сказал он, ударяя своим кубком о край моего,- но вы не можете не согласиться и с тем, что недра Иерусалима изучены мало, мусульмане, господствовавшие здесь столько веков, вообще имеют предубеждение против каких бы то ни было раскопок.

- И правильно делают,- упрямо не желал я соглашаться ни с каким его утверждением.- То, что предано земле, принадлежит земле. Горе тому, кто нарушит покой земли. Говорят, всякий, кто проникал в гробницы египетских фараонов, погибал потом в страшных мучениях.

- Можно вообще ничем не интересоваться,- сказал Артефий,- и при этом все же умереть в страшных мучениях. Я пью за любознательных людей, которым мало того мира, что им предлагается. Я пью за тех, кто не смиряется с существованием тайн.

- А я пью за тех, кто благоговеет перед тайнами,- вновь возразил я.Тайна - это единственное, что заставляет человечество продолжать свое существование.