Рыцарь короля

В Мулене ощущалась атмосфера напряженности и скрытности. Он отметил, что в замке слишком многие окна освещены и что свечи горели до самого утра. И сегодня на дороге он встречал непривычно много курьеров и всадников. Они скакали быстро, с каменным выражением лица. Короче говоря, все, что он видел, соответствовало докладам его осведомителей. Назревал мятеж.

Однако во всяком случае сейчас заграничная миссия освобождала маркиза от обязанности лично заниматься этим делом. Во многом благодаря его усилиям взрыв, когда он наконец произойдет, по крайней мере не застанет его величество врасплох. Король знал о положении дел гораздо больше, чем представляли себе заговорщики. Обстановка была крайне тревожной — малейшая неосторожность могла привести к взрыву. Де Сюрси оставалось лишь надеяться на лучшее. К тому же поручение насчет швейцарских пикинеров в любом случае нельзя было провалить.

Маркиз ехал на юг — верхом на спокойном муле, во главе целой вереницы слуг — и поминутно вздыхал. Что найдет он, вернувшись во Францию? Он ненавидел все войны из-за их бесплодности, а война, связанная с распрями в стране, — все эти аресты, пытки, казни и расколы между людьми одной крови — его просто ужасала. Если бы только удалось её избежать! Маркиз втайне надеялся, что, когда грянет буря, он будет ещё за рубежом страны.

Придворный живописец Жан Клуэ 15часто заявлял, что ни одно лицо ему не было так трудно передать на холсте, как лицо монсеньора де Воля. На нем отражалось столько разноречивых чувств; на нем оставила свой след жизнь, полная радостных и печальных событий. В конце концов Клуэ предпочел подчеркнуть в портрете прежде всего доброту и благожелательность маркиза, его человечность. Затем кисть художника запечатлела тень государственных забот и личных горестей, однако ей не под силу было стереть главное. В итоге получилось задумчивое лицо, немного суетное, немного усталое, но освещенное все искупающей добротой. Законченный портрет, висевший на стене большого салона в Сюрси-ле-Шато, что в Турени, зрители расценивали по-разному. Одни говорили, что на нем изображен бдительный государственный муж, неутомимый слуга короны, другие видели в нем ученого, друга Бюде 16и Эразма, третьи считали, что это утонченный аристократ и любезный придворный, разочарованный, но не озлобленный. Однако все сходились во мнении, что изображенное на портрете лицо излучает великодушие и сердечную теплоту, которые производят на зрителей неизгладимое впечатление.

В своих многочисленных поездках маркиз научился с толком использовать время. Монотонность долгого пути давала достаточно времени для размышлений, и часто, сидя верхом на муле, он разрабатывал сложные политические планы с далеко идущими последствиями. Его свита — врач, секретарь, пажи и лакеи — старалась держаться на почтительном расстоянии, так что обычно маркиз ехал один, никем не отвлекаемый.

В эти дни главным предметом его раздумий был конфликт между Карлом Бурбонским и королем Франциском. Маркиз рассматривал сложившееся положение с сожалением и страхом, однако трезво и реалистично. Его восхищал коннетабль — смелый человек, одаренный воитель и выдающаяся личность. Его отнюдь не восхищал король, который, при всем личном обаянии, представлялся ему легкомысленным и поверхностным молодым щеголем, не способным стать взрослым.

С точки зрения сиюминутной справедливости, герцог был жертвой тирании и неприкрытого, бесстыдного грабежа. Маркизу были совершенно понятны и взрыв страстей герцога, и негодование его сторонников.

Однако дело это следовало рассматривать на другом уровне — на уровне истории, на уровне будущего.

Феодальный порядок, воплощением которого был герцог, отжил свое и уходил в прошлое; Бурбонское герцогство в самом центре Франции препятствовало объединению нации и могло разрушить её. По иронии судьбы, король, при всем своем себялюбии и бесчестности, служил делу прогресса. Независимо от собственных желаний, он не мог не служить ему; тогда как Карл Бурбон, человек несомненных достоинств, не мог ему не препятствовать.

Де Сюрси вспоминал последние двести лет французской истории: английское господство, войны с Бургундией и Бретанью, эгоистичную независимость знати, невыразимую нищету народа. И в этом сумбуре феодальной раздробленности, беспрестанного кровопролития и несчастий, медленно, часто безжалостно, утверждал свои права Трон, вводя единый закон, сплачивая нацию. Если теперь Бурбон одержит верх, это будет означать возврат к хаосу.

Де Сюрси, безусловно, сожалел о преследованиях невинного человека и его сторонников; но ещё больше он оплакивал разорение миллионов. Чтобы этого не произошло, он провел свою жизнь на службе трем королям. Но служил он не Карлу, не Людовику и не Франциску — он служил Трону как объединяющей идее. И ради этого Трона он мог пожертвовать даже своим мягкосердечием.

От Ла-Палиса, над которым господствовал замок Жака де Шабанна, старого друга маркиза, одного из маршалов Франции, находившегося сейчас с армией под Лионом, дорога упорно ползла все выше, к лесам и горам.