— Я расскажу все, что знаю, — ответила Бриссо, — мне нет никакой выгоды скрывать, и я не вижу причины что-либо скрывать.
— И я тоже, — прибавил Морлиер.
— Так говорите!
— Охотно, только я должен признаться, что могу рассказать немногое. Режьте меня на мелкие куски, я не знаю, что могу рассказать, разве сочинить какую-нибудь историю.
— Я буду вас расспрашивать, а вы отвечайте мне.
Все замолчали. Сен-Ле, по-прежнему любуясь картиной, стоял перед дверью. Граф продолжал:
— Это вы, Морлиер, 30 января приходили к Урсуле Рено?
— Я, — отвечал кавалер.
— Кто вам дал это поручение?
— Барон де Монжуа.
— Об этом заранее условились с мадемуазель Бриссо?
— Да.
— Кто придумал этот план?
— Барон де Монжуа.
— Что же еще вы должны были сделать и что сделали?
— Ничего. Моим визитом к хорошенькой оружейнице исчерпывалось поручение, данное мне.
Граф повернулся к Бриссо и приказал:
— Теперь вы расскажите, что сделали и что должны были сделать!
— Я праздновала в этот вечер новоселье в моем домике, — ответила Бриссо, — и давала мой первый ужин. У меня должен был собраться весь цвет высшего общества. Этот маленький праздник стоил покойному Сент-Фуа четыреста луидоров.
— Этот домик находился на улице Вербоа?
— Да.
— Вы ездили за Урсулой Рено?
— Я.
— Кто вас послал?
— Барон де Монжуа и граф де Шароле.
— Они вам сказали, в чем дело?
— Не совсем. Я знала, что какая-то женщина хочет просить какой-то милости, но я не знала ни каких подробностей. Когда я приехала к мадам Рено, она была предупреждена, потому что ждала меня. Мы поехали. Дорогой она ничего мне не говорила, только плакала. Я утешила ее, говоря, что она получит то, чего желает. Когда мы приехали, я оставила мадам Рено в маленькой гостиной, как было условлено.
— А потом?
— Потом я не интересовалась ею и не видела ее больше.
— Что она делала?
— Я не знаю.
— А вы? — спросил он Морлиера.
— Тоже не знаю, — ответил кавалер.
— Это невозможно!
— Вот что я знаю еще, — продолжал кавалер. — Когда эта женщина приехала с Бриссо, она осталась на несколько минут в маленькой гостиной, потом слуга — Сен-Клод, кажется, — пришел за ней и отвел ее в сад. Была ночь, темнота стояла полная. Но это я знаю, потому что когда я входил в большую гостиную, я видел, как слуга и эта женщина прошли мимо меня.
— А потом?
— Я больше не видел мадам Рено.
— Она не была за ужином?
— Нет.
— Она не видела Шароле?
— Нет.
— А Шароле не выходил во время ужина?
— Не могу сказать, это было так давно, что в памяти моей все перемешалось. Я не помню, отлучался Шароле или нет.
— Барон де Монжуа тоже был за ужином?
— Да, он пришел одним из первых.
— И отлучался?
— Не могу сказать.
Граф обратился к Бриссо.
— А вы?
— У меня, как и у Морлиера, все в памяти перемешалось, — ответила Бриссо.
— Однако, кто убил Урсулу Рено, вы должны знать.
— Нет, я не знаю, — ответил Морлиер.
— И я тоже, — прибавила Бриссо.
— Вы осмеливаетесь это говорить! — закричал взбешенный граф.
— Я говорю правду, — ответила Бриссо, — клянусь всем, чем хотите. Я действительно не знала, что женщина, о которой вы говорите, была убита, я даже не знала, что она умерла.
— Как! Преступление было совершено в том доме, где вы находились оба, женщина была убита у тебя, презренная тварь, похоронена в твоем саду, а ты не знаешь, что эта женщина умерла!
— Клянусь!
— Ты лжешь.
— Нет, не лгу.
— И я клянусь тоже! — прибавил Морлиер. — Клянусь моей шпагой, я говорю правду!
Граф скрестил руки на груди.
— Как это может быть, — продолжал он, — что преступление было совершено, а вы этого не знали!
— Если это произошло во втором часу утра, — сказал Морлиер, — я не мог ничего знать, потому что ровно в час дозорный отвел меня в тюрьму.
— О! — вскричала Бриссо, как будто вдруг вспомнив. — Ваши слова заставили меня припомнить… Это было так давно… но теперь я вспомнила.
— Что? — спросил граф.
— В час ночи ужин закончился, и граф Шароле предложил нам покататься в санях на Версальском пруду. Решили ехать тотчас и кататься при факелах. Тогда было очень холодно, и все замерзло. В ту минуту, когда мы садились в экипажи, кавалер де Ла-Морлиер был арестован.
— Это правда, — сказал Морлиер, — я теперь вспомнил абсолютно все подробности. Я вышел из дома и поставил уже ногу на подножку кареты, когда дозорный показал мне свое предписание. Нечего было делать, я покорился. Шароле, Лозен и Фиц-Джеймс, сидевшие в первом экипаже, расхохотались, как сумасшедшие, пожелав мне спокойной ночи.
— Я была в том экипаже, в который вы садились, — продолжала Бриссо, — возле меня сидел де Рие, а напротив — барон де Монжуа. Когда вас арестовали и увезли, смех прекратился. Монжуа выскочил из экипажа, сказав нам: «Мы достаточно посмеялись, теперь надо сделать так, чтобы Морлиер приехал к нам в Версаль. Я берусь за это». После этого мы уехали, а барон остался освобождать кавалера Морлиера.
— Он это сделал только полгода спустя, — сказал Морлиер.
— Итак, Монжуа остался один? — спросил граф.
— Да.
— В котором часу вы на следующий день вернулись в ваш домик?
— Я вернулась только через неделю.
— Как это?