Рыцарь Курятника

— Молчите, льстец!

— Я, однако, должен сказать еще кое-что вашему величеству.

— Что такое?

— Если завтра вечером мадам д’Этиоль приедет в Версаль…

— В Версаль?! — воскликнул король.

— Да, государь, если она приедет, надо ли ввести ее в малые апартаменты?

— Я скажу Бине.

— Она приедет.

— Ришелье! — сказал король, смеясь. — Вы сатана!

— Пусть так, — ответил герцог, — но признайтесь, государь, что на этот раз я держу ключи от Эдема, хоть и сатана. Позволите ли вы мне, государь, выйти здесь из кареты?

— Зачем?

— Чтобы служить королю, — смеясь, ответил Ришелье.

— Мне нечего возразить против этого — выходите.

Ришелье дернул за шнурок, карета тотчас остановилась.

— Когда я вас увижу? — спросил король.

— Завтра, государь, — ответил Ришелье тоном человека, уверенного в том, что он говорит, — завтра я вам скажу, в котором часу.

Лакей отворил дверцу, Ришелье вышел. Лошади поскакали опять галопом. Карету короля сопровождали еще три кареты с двенадцатью гвардейцами верхом. Еще две кареты ехали сзади — это были кареты герцога Ришелье, они остановились и ждали. Отворив дверцу первой кареты, Ришелье проворно вскочил в нее и сел.

— Вовремя! Я чуть было не заснул, — сказал хриплый голос.

Этот голос принадлежал кавалеру Морлиеру.

— Все идет прекрасно, — сказал Ришелье.

— Но я полагаю, однако, что еще нужен вам?

— Да.

— Что я должен делать?

— Завтра д’Этиоль должен дать свободу своей жене.

— С которого часа?

— С семи часов вечера.

— Хорошо.

— Вы это устроите?

— Я уже устроил.

— Как?

— Я все предвидел. Вы знаете, как я силен? Другого такого, как я, нет на свете! И как подумаешь, что король, может быть, никогда не положит мне пенсию!..

— Что вы сказали?

— Вот что. Будучи в уверенности, что король увидит сегодня вечером на балу хорошенькую нимфу, я еще более был уверен, что он захочет ее видеть завтра. Поэтому я сел играть с д’Этиолем в брелан и, по моей привычке выигрывать и его обыкновению проигрывать, забрал у него деньги. Да еще выиграл ужин на завтра. Вы понимаете?

— Дальше?

— Итак, завтра мы ужинаем в семь часов. Мы пригласили гостей. Действие будет происходить в «Кабачке царя Соломона». Я сажусь возле д’Этиоля, называю его моим другом, клянусь ему и заколоть всех, кто только осмелится посмотреть на его жену. Мои чувства, мои речи и отличные вина оживят его. Когда будут наливать шампанское, я насыплю в его бокал достаточную порцию слабительного порошка, который я всегда ношу с собой, и который оказал мне столько услуг…

— Как! — поразился Ришелье. — Вы употребляете слабительное?

— Это самый лучший способ. Если бы вы знали, скольким победам над женщинами обязан я этому способу!

— Хотелось бы получше узнать этот новый способ нравиться.

— Нет ничего проще. Когда мне нужно расстроить свидание, я ужинаю, обедаю или завтракаю с моим приятелем, согласовав время. Порошок производит свое действие: несчастный любовник, чувствуя себя нездоровым, вынужден писать письмо с извинениями. Я беру на себя поручение, вижусь с красавицей и рассказываю ей о неверности ее возлюбленного, выдуманной мною, и это прямо ведет ее к мщению. Все просто.

— Мудреный способ, — заметил Ришелье.

— Дав сильную дозу, — продолжал Морлиер, — я освобожу вас от д’Этиоля до следующего дня.

— Очень хорошо.

Морлиер протянул руку, раздался звон золота, и Морлиер засунул руку в карман.

— Больше нет никаких поручений? — спросил он.

— Нет, — ответил Ришелье.

— Если так, прощайте.

Карета остановилась. Морлиер проворно выпрыгнул, не ожидая, чтобы опустили подножку, сел во вторую карету, которая была пуста, и сказал надменным тоном:

— Назад, в ратушу!

Слуга закрыл дверцу. Морлиер закутался в плащ, и карета быстро покатилась по набережной к Гревской площади.

XXXVI. ДВЕ СЕСТРЫ

— Как хороши эти бриллианты, милая Нисетта! Подними руку к свету, чтобы я лучше рассмотрела.

Нисетта повиновалась, она подняла левую руку так, чтобы свет от ламп и люстр падал прямо на нее.

— Как он блестит!

— А твой, Сабина, он тоже очень хорош! Дай посмотреть!

Сабина подняла руку, на которой блестел перстень, подаренный ей королем.

Молодые девушки разговаривали в Гостиной цветов. Король уехал с бала, оживление которого не уменьшалось. Все танцующие обещали себе веселиться до рассвета.

После отъезда короля, не вызвавшего ни малейшего волнения, потому что инкогнито его было сохранено, Ролан привел свою сестру и невесту в гостиную, чтобы они могли вздохнуть спокойно подальше от шума и толпы. Нисетта и Сабина сняли маски и сели рядом, держась за руки. Они смотрели друг на друга, и взгляд Нисетты выражал глубокое восхищение.

— Боже! — сказала она, наклоняясь, чтобы обнять Сабину. — С тех пор, как ты выздоровела, с тех пор, как твои силы восстановились, я не могу на тебя наглядеться. Мне все кажется, что ты по-прежнему больна, лежишь на постели, и когда я вижу тебя улыбающейся, проворной, живой, я спрашиваю себя: ты ли это?

— Дитя, — сказала Сабина, целуя Нисетту, — как ты добра и мила!

— Я тебя очень люблю.

— И я тебя.

— Какое счастье, — сказала Нисетта, придвигаясь к Сабине, — что наши братья полюбили нас обеих.