– Так вот, самым сложным, – сказал Макар, забрав у Сергея свой рисунок и рассматривая его, – оказалось понять, на чем построено это дело. А оно, как я уже сказал, построено на стереотипах. Первый стереотип: если человек плох, то он плох во всем. Владимир Олегович Качков был действительно таким, как описывали знающие его люди: мрачным, злобным, угрюмым типом, изменявшим жене и тиранившим сотрудников. Однако при этом, в нарушение всех стереотипов, он был абсолютно предан Силотскому и никогда бы не воспользовался его доверием в собственных корыстных интересах. Силотскому не удалось бы найти более подходящего человека на роль своего двойника, чем Качков.
– Дмитрию Арсеньевичу даже не потребовалось врать, когда он описывал заместителя, – недобро усмехнулся Бабкин.
– Да, он лишь не сказал о Качкове всего, что думал. Владимир был из тех людей, для которых мир делится на своих и чужих, и чужими в его мире были почти все, а своих было очень немного. Возможно, им был только Силотский. Но для этих
Он был искренне благодарен шефу и без всяких сомнений поступил так, как тот попросил. Тем более что просьба, как мы думаем, была пустяковой: помочь Ланселоту выиграть какое-нибудь дурацкое пари. Меня преследовал не Качков, а его призрак, потому что останки Владимира Олеговича похоронены в могиле под крестом, на котором написано имя Силотского.
– Мы так долго охотились за мертвым человеком... – вслух подумал Сергей. – Он казался таким живым... Словно постоянно оставался рядом, наблюдал за нами.
– Да, меня это тоже ввело в заблуждение, – согласился Илюшин. – Сплошные иллюзии и неправильные вопросы! Мы спрашивали себя, почему на нас больше никто не нападает, в то время как надо было спрашивать, почему на нас напали в первый раз! Надо было искать свой ответ, а не довольствоваться готовым, предложенным на блюдечке теми, кто угрожал тебе, Маш, и мне. Ведь мы продолжали работать по делу Ланселота и Качкова, ни от кого не скрываясь, и при желании остановить нас было несложно. Наши меры предосторожности – уж прости, Сергей, но это именно так, – могли защитить лишь от мелких хулиганов, от нападения в подворотне, и не более.
Бабкин согласно кивнул.
– Почему же никто не нападал на нас, не угрожал, не звонил? Да потому, что требовалось лишь одно нападение, целью которого было спровоцировать нас на расследование, за которое в противном случае мы никогда бы не взялись! Только своей болезнью могу объяснить, что я не осознал этого сразу, а ведь все было так очевидно:
– Кстати, мы ошибочно связали нападение с нашим появлением возле дома Силотских, – вставил Сергей. – Но Макара заманили бы в ловушку, а тебя с Костей поймали в подъезде в любом случае, даже если бы мы к Силотским не совались.
– Верно. Мы обнаружили причинно-следственную связь там, где ее не было. И в этом заслуга Дмитрия Арсеньевича, который лишний раз подтвердил, что он – отличный психолог. У него имелось досье на нас, к тому же он беседовал с нами обоими и понял, что следует предпринять, чтобы подтолкнуть нас к нужным ему действиям.
– Между прочим, меня по-прежнему терзает вопрос, как именно Силотский провернул нападение. Если он прятался на даче, то у него не было возможности найти столь подготовленную группу, организовать все четко и почти по-военному...
– Ты сам сказал ключевое слово – «по-военному», – заметил Макар. – Не забывай, что у Силотского было два сообщника – жена и Арефьев, который, как стало известно совсем недавно, сбежал. Мы не сможем проверить мою гипотезу, но я уверен, что нападение – его рук дело.
– А где он взял такую банду?
Илюшин пожал плечами.
– Мог завербовать каких-нибудь подростков из криминальной организации, прикрывающейся ультра-патриотическими лозунгами, – их сейчас много. Мог держать в резерве людей именно на такой случай и использовать их, когда это понадобилось Дмитрию Арсеньевичу. Не сомневаюсь, что эта работа оплачивалась, хотя не знаю, насколько Арефьев был посвящен во все подробности замысла Силотского.
– Но зачем Силотскому понадобились именно вы? – недоуменно спросила Маша. – Из-за Ольги? Сережа, это ее затея? Неужели она до сих пор тебя ненавидит?
Сергей покачал головой.