Рыцарь нашего времени

— А что тут стоило таких ужасных денег? Я на такую сумму могу месяц жить!

— Ну, это не в Москве, — заверил ее я.

— Но ты же почти ничего не купил, Григорий Александрович. Или это так дорого берут за мясо трупов?

— Мясо трупов? Фу, какие выражения! Так и будешь меня по имени-отчеству звать? — разозлился я.

— А почему нет? Ты же меня явно намного старше?

— Так и Петр тебя тоже намного старше! — возмутился я, вываливаясь из магазина. — Ты же его, небось, по имени-отчеству не зовешь.

— Вот ты гад! — моментально нахохлилась Ирина.

— Ладно, ладно, не злись. Мне просто не нравится, когда меня так зовут. Мне кажется, что меня это старит.

— А ты хочешь быть вечно молодым?

— И вечно пьяным, — кивнул я и осклабился. — Кстати, большая часть этого счета была выставлена нам за спиртное. Я всякую гадость не пью.

— Зато ты всякую гадость ешь.

— Так, хватит! Давай-ка не умничай, а двигай ножками. А то я тебя сейчас заставлю это мясо и готовить.

— Ни за что! — Ирина даже покраснела от такого предположения, что она, при каких бы то ни было обстоятельствах, будет готовить мясо. — Готовь его сам.

— Тебе никогда не говорили, что ты фотогенична?

— Даже не думай! — пригрозила она, в то время как я открывал дверь в свой родной подъезд, полный страха перед Сашей-Машей, в уходе которой я совершенно не был уверен.

— Ну, прошу, мой «текильный брат». Проходи.

— Значит, тут ты живешь, Григорий Александрович. — Ирина на секунду задержалась у порога, а потом спокойно вошла в дом, кстати, к совершенно незнакомому, по сути, мужчине, который предложил ей всего-навсего фруктовый стол, выпивку и кров. А мало ли что, вдруг подумалось мне. А если бы я не был таким вот честным и благородным, какой я есть. А мало ли, у меня были бы какие-то другие, дурные намерения. Между прочим, не могу сказать, что их у меня вовсе нет. Во всяком случае, я получаю определенное удовольствие от одной только возможности созерцать, как естественно и порывисто движется моя Ирина, с грацией дикой кошки. Этот Петр — все-таки шельма, отхватить такую девчонку и «пытаться» что-то там с женой.

Нет, я совершенно не уверен в целомудрии и честности своих намерений, но Ирина, спокойная, как вода, влилась в мой дом без тени страха и недоверия. Мне бы хотелось думать, что это оттого, что я произвожу такое вот положительное впечатление на девушек. Но все-таки должен заметить, что такое поведение — опасно, очень опасно. Мало ли кто мог оказаться на моем месте. Подумаешь, бросил вас какой-то там Петр. Нельзя же идти к кому попало в дом. Ну нельзя же быть такими дурами!

Глава 5 Она любит выпить? Этим надо воспользоваться!

Когда тебе тридцать пять, уже нет ощущения, что вся жизнь впереди и весь мир лежит у тебя под ногами. Ты уже многое повидал, уже не наивный ребенок. И знаешь, как устроен этот мир и чего хотят как женщины, так и мужчины. Ты уже умеешь не только стоять на своем, но и наступать, когда надо, на горло собственной песне. Похмелье по утрам все тяжелее, но все-таки есть некоторое внутреннее чувство, что если взяться за себя, то многое еще можно исправить и изменить. В тридцать пять ты, стоя утром перед небольшим зеркалом в ванной комнате, говоришь себе:

— А ты «еще ничего», братец, и даже местами красив.

— Это если не присматриваться при ярком свете, — отвечаешь сам себе. Нужно быть честным с самим собой.

— Ну и что. Девочкам нравится, — я пожимаю плечами и корчу рожи. Будучи продюсером, за все эти годы безмятежного вертепа, называемого телевидением, я привык к тому, что от женщин надо в каком-то смысле отбиваться. Что с ними всегда надо быть настороже, ведь они отлично вооружены и умеют пользоваться всем, что только дал им господь, всем, что затуманивает голову мужчины. Когти и белоснежные зубы, сияющие волосы и бесконечные ноги, короткие кожаные юбки и сияющие взгляды. Макияж «Smoky Eyes» против слегка подвыпившего мужчины — грозное оружие. Но и я не пальцем делан и давно освоил все приемы освобождения от любовных оков. Иными словами, лучше всего к своему возрасту я научился тому, как НЕ любить и НЕ жениться.