— О, ты даже не представляешь! — я ухмыльнулся. Абсурдная идея — заботливая Ирина. Это как теплый снег! Если бы не Ирина, я бы сейчас спокойно квасил в каком-нибудь баре. Если бы не Ирина, я бы не жевал омерзительную никотиновую жвачку. Она смотрит на меня своими спокойными зелеными глазами и не ждет, не верит, что я окажусь способен сделать то, что пообещал. Убеждена: раз сказал — брошу, значит, не брошу никогда в жизни. Что все, сказанное мной, — пустые слова. Самое обидное, что она была права. И я злился, ужасно злился на то, что она просто и в два счета сумела доказать мне, что я ошибаюсь и вру сам себе. Она не верила ни в то, что я могу бросить пить, ни в то, что брошу курить.
— Ты не сможешь. У тебя слишком сильная зависимость.
— Я могу бросить в любой момент! — настаивал я.
— Что ж, момент настал! — она хлопнула в ладоши. — Хочешь ребенка — бросай пить и курить. Ради него, если не ради себя.
— Легко! — высказался я и теперь проклинал все на свете за эти слова. Это было каким угодно, но только не легким делом. Это было нелегко. Это было невыносимо, если честно. И иногда, особенно по вечерам, когда от усталости я забывался и рефлекторно хватался за карманы, я начинал почти ненавидеть Ирину. Ее травяные чаи, невыносимую монотонную музыку, жужжание гончарного круга. Ее спокойствие, ее полнейшая неспособность понять, каково мне, — это все раздражало и бесило. Хотелось накричать на нее, хотелось что-то разбить, устроить скандал и найти, наконец, повод, чтобы разбить это легкомысленно взятое на себя обещание. Убежать на улицу, купить пива, пачку сигарет.
— Нет, это не легко. Но ты предпочитаешь самообман. Ты же делал так всегда, да? — спросила она как-то, когда я рассказал ей о том, каково мне. — Тебе нужна помощь.
— Мне нужно, чтобы ты от меня отстала! — фыркнул я.
— Ну да, проблема, конечно, во мне! — Ира была слишком спокойной, слишком терпеливой. Две недели. Легко звучит, но практически каждую ночь мне снилось, как я прикуриваю и затягиваюсь — глубокая блаженная затяжка. Без выпивки еще кое-как можно было обходиться, но без сигарет было, признаться, совсем паршиво.
— Никаких проблем! — мне хотелось хранить достойную мину при плохой игре. Но все было совсем не так, как я представлял себе, и моя сила воли вдруг оказалась не такой уж и большой. Вчера, когда я пошел в магазин за всеми этими помидорами и сельдереем для дня рождения, я буквально застыл, как загипнотизированный, около лотка с сигаретами. Смотрел на них и представлял, как достаю оттуда пачку, как раскрываю ее, как достаю длинную белую палочку с характерным запахом.
— Тебе нужна помощь. Тебе плохо, и любая помощь тебе не повредит, — продолжала бубнить Ирина. — Ему трудно, вы его не слушайте. Это он просто не хочет показать свою слабость.
— Ну и что? Мужчина не должен быть слабым, — я возмущался. — Я продержался две недели. Разве этого мало?
— Я дам тебе телефон психолога! Ира, а вы на него не давите. Не все сразу! — тут же отреагировала мама, радуясь, что хоть так может поучаствовать в моем спасении. Отдавать все лавры возвращения меня к жизни Ирине она никак не хотела. Я махнул рукой. Вот что я получаю на свое тридцатишестилетие — новый «Айфон» от сестер и телефон психолога-нарколога. Прекрасный набор! Я всегда знал, что от семейной жизни одни проблемы.
— Знаете анекдот про настоящего коммуниста? — вдруг вынырнул из небытия Женька. — На партийном собрании его спрашивают: «А скажи, товарищ, если партия прикажет тебе бросить пить — бросишь?» Он отвечает.
— Я знаю этот анекдот, — вздохнул я.
— А я не знаю, — возмутилась Светка. — Рассказывайте, Женечка.
— Это реально очень, ОООЧЕНЬ бородатый анекдот, — хмыкнул я.
— Ну и что, — Женька пожал плечами. — Он отвечает: «Конечно, брошу!» Его снова спрашивают: «А если партия прикажет бросить курить? Бросишь?» — «Конечно, брошу!», отвечает коммунист. «А если партия велит тебе с женщинами больше никогда не спать?»
— «Не стану спать ни с одной», еще более воодушевленно отвечает коммунист. «Ну, а если партия велит тебе отдать за нее жизнь?» — спрашивают его на собрании. Тут уж коммунист улыбается вовсю. «Немедленно отдам жизнь, даже не раздумывая!» — «Ты уверен?» — усомнились товарищи. «Совершенно!» — «На сто процентов?» — не унимаются они.
— На двести! — влез я. — Ибо на черта мне нужна такая жизнь!
— Ну вот, ты всегда так! — выкрикнула Светка. — Ты почему перебил человека?
— Потому что раз этот анекдот обо мне, так я его и рассказывать буду! — я язвил и ерничал, но Женька обижаться не стал. Он посмеялся сам над своим бородатым анекдотом, а я вдруг почувствовал, что хочу сбежать на край света. Неужели Ирка права, и у меня зависимость? Что я имею все шансы окончить жизнь пропитым алкашом, блуждающим в грязной одежде по Казанскому вокзалу? Эта мысль меня вдруг напугала. Нет, это не я. Это не обо мне! Я же другой. Я же. Я вчера вечером еле удержатся, чтобы не купить мерзавчик водки. Буквально если бы Ирка не позвонила. У меня проблемы. Ужас, просто шоу сбитого летчика! Действительно, Иринка тут ни при чем. Она тут не виновата.