Рыцарь нашего времени

— Знаете, я не пил практически два месяца! — заявил вдруг я. Доктор Пирогов оторвался от бумаг и посмотрел на меня с интересом. Потом ухмыльнулся и снова погрузился в свои дела. Я почувствовал себя обиженным. С минуту продолжал заполнять эту идиотскую анкету и к концу листа был вполне уже готов встать и уйти отсюда, как вдруг дверь в соседнюю комнату открылась и оттуда вышли три человека, один из которых был серьезно пьян. Лет пятидесяти или больше, мужчина был прилично одет, сухощав, на лице много морщин. Он не шел, скорее, его несло по комнате к коридору, и если бы не твердая рука второго мужчины, он бы неминуемо упал. Взгляд его был рассредоточен, он явно был погружен в себя или, скорее, в какой-то своеобразный анабиоз. Лицо его было бессмысленным и жалким, за ним семенила растрепанная пожилая женщина с серым лицом. Она была суетлива и стыдилась этого, смотреть на нее было неприятно.

— Но может быть, все-таки. — пробормотала она, оглянувшись в дверях.

— Да перестаньте вы. Оставьте человека в покое! — воскликнул доктор, и дама как ошпаренная вылетела в предбанник. Доктор же Пирогов только покачал головой и протянул руку ко мне — забрать анкету.

— Так-с, ну, что мы тут имеем.

— Я не совсем понимаю, что я тут делаю, — пробормотал я. — Моя девушка.

— Знаете, иногда даже мы ничего не можем сделать, — перебил меня он. — Люди думают, что мы тут какими-то фокусами занимаемся, что можно просто доставить к нам сюда тело, и мы что-то придумаем, поколдуем, что-нибудь вколем, а он бросит пить. Но это не так. Этому человеку, — тут он кивнул в сторону двери, — уже нельзя помочь. Алкоголизм на определенных стадиях неизлечим, остается только следить за тем, чтобы здоровье пациента не разрушалось катастрофически быстро.

— Но почему, а если его закодировать? — спросил я раздосадованно. Никак не мог отделаться от ощущения, что только что мне был продемонстрирован некий спектакль, сыгранный прекрасно загримированными актерами.

— Ну что вы, — развел руками Пирогов (какая все-таки докторская у него фамилия, аж страшно). — Никого нельзя сделать счастливым насильно. В нашем деле шансы имеют только те, у кого есть мотивация. И то шансы эти — не сто процентов, а только пятьдесят.

— Хорошенькие гарантии, — возмутился я.

— Гарантий никаких, — согласился он. — Но если закодировать такого вот пациента, — он снова покосился на только что закрывшуюся дверь, — он на следующий же день напьется, получит сильнейшую токсикацию организма и скончается. А если врачи его спасут — он сделает то же самое на следующий день.

— Неужели все так серьезно? — внезапно побледнел я.

— А то! Не зря от пациента требуется как минимум семьдесят два часа трезвости перед кодировкой. Необходима мотивация и сила воли, хотя бы на три дня. Это очень сложный вопрос, и алкоголизм — это болезнь. Это надо понимать. Болезнь надо лечить.

— Ну, конечно, — кивнул я, отведя взгляд. Я-то не болен. Я просто сорвался. Позавчера, когда увидел Ирину с этими ужасными черными волосами, я не смог удержаться, и все. Если бы она не устроила этот цирк.

— Кх-кх, — Пирогов кашлянул, вздохнул и в нерешительности повертел мою анкету. — Это очень хорошо, что вы не пили два месяца. Это говорит о том, что у вас большие шансы на успех. Вы можете решить проблему, если захотите. Вы молоды.

— А разве это не говорит о том, что у меня нет проблемы? Я не пил четыре дня! — я искренне надеялся, что мне удастся отсюда уйти живым и незакодированным. Ирина ждала меня внизу, в холле клиники, в маленьком кафе, и выйти к ней просто так я не мог. Она приехала меня поддержать, а может, и проследить, что я не сбегу, не совру ей, не выкину какую-нибудь каверзу.

Она никогда не относилась ко мне с должным уважением, никогда не верила, что я способен на что-то, всегда смотрела на меня чуть свысока своего вегетарианства и мнимого просветления. Сейчас, сидя в этой комнате, пропахшей лекарствами, я злился на нее. Я здоровый мужик, зачем меня кодировать? Это же и ежу понятно! Хорошо бы, чтобы сам доктор вышел к ней в холл и пристыдил ее, сказал бы, что это не мой случай, что я здоров, что меня нельзя нервировать, волосы перекрашивать, вредничать и кормить меня свеклой.

— Расскажите, как вы провели день пятый от сегодняшнего числа. Тот, в который вы пили. Давайте мы с вами сначала поговорим об этом, — ласково сказал доктор, открывая какую-то базу данных на компьютере. Голос его струился, негромкий, спокойный, уверенный в себе. Я вздохнул и почувствовал, что хочу выпить чего-нибудь.

* * *

Что я мог сказать? День прошел очень даже хорошо, за исключением того, что я столкнулся с диким количеством старых знакомых. Ностальгия, все такое. Но в целом день был удачным. Я подписал контракт. У меня была работа, можно было подумать о покупке машины в кредит. Я нравился себе в зеркалах витрин. Холодная погода меня не раздражала больше, и все эти разговоры про то, как «невозможно тут жить, достали пробки и эта вечная серость», не находили во мне отклика.