Рыцарь ночи и Луна

Письмо дяди Ангуса и тети Римы, пусть и не слишком грамотное, но написанное с любовью и теплом, вызвало слезы у меня на глазах. Похоже, им курьер сказал немного больше, потому что они прощались со мной насовсем. Также дядя Ангус писал, что решением какого-то высокопоставленного сангира, дом передан в полное владение моей мачехе, а им с Римой назначена пожизненная пенсия в размере ста серебряных тингов на каждого из них ежемесячно. Тетя Рима в письме называла меня доченькой и очень жалела, что я не смогла их навестить сама. А еще она писала, они взяли на воспитание двоих осиротевших малышей из Лесного. Мальчик шести лет по имени Брайт и новорожденная малышка, которую они назвали Алуной в честь меня.

Вечер я потратила, читая и перечитывая письма людей, ставших мне близкими. Я понимала, что больше мы не увидимся никогда – все мои долги в этом мире были закрыты.

 Ольгерд забрал мой нож, который мы подобрали в оружейной комнате сангира Зорта и наточил его до бритвенной остроты. Вряд ли я смогу им воспользоваться, хоть он и закален в крови нечисти, но идти в поход совсем без оружия мне казалось просто нелогичным.

В день, когда мы отправились в путь до границы мертвой земли нас сопровождал молчаливый эскорт из выживших солдат, нескольких жителей города и самого сангира Эрса. Эта небольшая кучка людей осталась стоять на вымощенной камнем дороге, когда девять человек ступили на пески мертвых земель.

Первым шел герд Ольф, за ним рыжие близнецы Кэй и Нилс, следом я и Ольгерд, за нами (герд…,который прибыл с Ольфом), замыкали отряд два мастера сабельного боя герды Мартин и Хенрик и лучший лучник страны, как мне его представили, герд Янг – молодой, веселый, даже несколько болтливый юноша, чуть нескладный и мослатый. Зато по рассказам, он умудрялся всадив одну стрелу в цель, расщеплять ее на две половины следующей.

Шли мы хорошим, быстрым темпом. Каждые полтора-два часа делали небольшой привал и герд Ольф, единственный из магов-военных, у которых сохранился пространственный карман, наливал всем новую порцию травяного взвара во фляги. Сухой, какой-то наждачный воздух этой пустыни, обжигал горло, и смачивать его взваром приходилось каждые десять-пятнадцать минут – иначе просто невозможно становилось дышать. Пили мы прямо на ходу крошечными глотками, но все равно тело почти постоянно было покрыто испариной. Тепло шло не только от весеннего солнца, но и от черного горячего песка.

Когда я захотела в туалет, возник небольшой конфликт. Ольгерд наотрез отказался отпустить меня одну. Другие члены отряда сочувственно молчали. И сочувствовали они явно не мне, а Ольгерду. Пришлось смириться. Отойдя пару десятков метров к ближайшей скрюченной скале, мы зашли за уступ, отгородивший нас от отряда. Ольгерд повернулся ко мне спиной и сказал:

- Давай…

Я совершенно растерялась.

- Ольгерд, позволь мне отойти еще немного, хотя бы вот за тот скальный выступ. Я просто не могу так…

Ольгерд резко, так, что за спиной взметнулся защищающий от солнца плащ, развернулся ко мне, схватил за плечи, и глядя четко в глаза, сказал:

- Если хочешь, можешь делать свои дела прямо в одежду, мне наплевать, как от тебя будет пахнуть, но без присмотра ты не останешься ни на секунду. – он встряхнул меня как куклу и повторил. – ни на секунду, ты поняла меня?!

От смущения и злости на глазах у меня навернулись слезы. И пусть умом я понимала, что Ольгерд возможно прав, что-то бестолково-земное, вбитое поколениями предков, заставляло меня возражать:

- Ольгерд, я просто не могу так, как ты не понимаешь?!

Ольгерд также резко, как схватил, отпустил мои плечи, даже чуть оттолкнул от себя. И с каким-то совершенно равнодушным лицом, абсолютно безымоционально сказал:

- Я думал, ты умнее. Санги Алуна, решайте, пожалуйста, быстрее, нас ждут люди.

Затем повернулся спиной и отошел ровно на два шага.

Я стояла растерянная, не зная, что делать. Но тут Ольгерд, не поворачиваясь ко мне произнес:

- На войне нет мужчин и женщин, есть только свои и чужие.

Умом понимая, что он прав, но испытывая дикое стеснение, я с трудом сделала свои дела, вытерлась заранее приготовленным лоскутом ткани и закидала все черным песком, напоминая себе жалкую, уличную собачку.

Мы вернулись к нашим спутникам, и еще пару часов я стыдливо прятала глаза, стараясь не встречаться ни с кем взглядами. Но я прекрасно видела, что даже мужчины отходили по своим делам только вдвоем. И снова, и снова повторяла себе: «Терпи, Лунка, это ненадолго.»

На ночевку мы расположились вечером в небольшой лощине. По периметру лощины, замыкая круг, герд Мартин растянул красивую, шелковистую нить, связав ее забавным бантиком. На мой вопросительный взгляд пояснил:

- Охранная система. Если появится Тьма, она вспыхнет.

Спальные места в походе устраивали себе каждый сам. Я привычно расстелила одеяло рядом с пледом Ольгерда.