Рыцарь ночи и Луна

- За такое искусство, санги Алуна, купцы хорошо заплатят, поверьте мне. Люди они практичные и когда невестку, или жену молодую в дом берут, всегда интересуются, что юная девица руками умеет делать. Особенно те, кто богат, такое ценят – чтобы жена будущая всякую женскую работу знала. Они для работы прислугу в дом берут, а вот изделиями жен – хвалятся.

Так что днем теперь я была довольно плотно занята – до обеда я тратила время на то, чтобы подготовить схемы будущих узоров, записывала все варианты вязки, которые знала, и мои папки с материалами становились толще день ото дня.

Нельзя сказать, что я тяготилась обществом гостьи, но за те дни, что она жила у нас, я заметила несколько мелких, но неприятных шероховатостей в ее поведении, которые она всегда легко объясняла. Но даже эта легкость чем-то раздражала меня. Возможно, мы просто были слишком разные, но проводить с ней целые дни мне не хотелось.

Поэтому я и радовалась, что у шан Эльды появилась подруга, с которой она проводит время. Тем более, что через некоторое время швы шан Эльды стали выглядеть значительно аккуратнее.

Один из первых случаев неприятного разговора с юной вдовой произошел у меня буквально через три дней после отъезда канцлера. Поняв, что шан будет зимовать в замке, я сама отвела ее в швейную мастерскую и попросила ронсу Милль сшить несколько платьев и все остальное, что попросит гостья – Эльда ростом выше меня на целую ладонь, и, признаться, мое платье сидело на ней несколько неуклюже. Шан тогда потупилась и попросила разрешения шить одежду вместе с Келти.

- Она, санги Алуна, лучше понимает, что я хочу. А я учусь у нее красиво и ровно шить.

Возможно, в этом была и моя вина, но через несколько дней за обедом, именно в тот день, когда в гости к Ольгерду за чем-то заехал сангир Кетро со своим управляющим, еще до того, как подали первое блюдо, я разговаривала с ними в трапезной, когда муж вдруг прервался на полуслове и вытаращил глаза. Одновременно с гостями я обернулась к дверям и увидела шан Эльду в ее новой одежде.

Платье ее напоминало очень короткую приталенную тунику – гораздо выше колена и плотно охватывало изящный стан. Блестящий желтый атлас был щедро осыпан золотыми украшениями – пятилепестными цветочками со вставками из искрящихся зеленых и красных камешков, и все бы ничего, но полы туники не сходились на смуглом обнаженном теле сантиметров на десять, а чтобы они не распахивались, их скрепляли изящные золотые цепочки, которые совершенно не мешали рассматривать и полуобнаженные округлости груди, и бархатистую кожу живота.

В пупок Эльды была вставлена сережка с крупным граненым рубином, шаловливо поблескивая над низко спущенными желтыми же, полупрозрачными шароварами.

Черные волосы, завитые в роскошные кудри, небрежно разметались по плечам, а на макушке кокетливо сидела крошечная круглая парчовая шапочка, с которой на золотистой нити спускался на чистый лоб прекрасный граненый рубин в форме миндалины в золотой оправе. Она чуть развела в стороны кисти, тонкие пальчики которых были унизаны роскошными перстнями и низко поклонилась, сверкнув прекрасным смугловатым телом.

Растерялись все. И Ольгерд, который не мог дать понять гостье, беззащитной юной девочке, что по местным меркам она оделась непотребно, и я, которая в своей жизни видела наряды гораздо откровеннее, но понимала, что в этом мире такое – неуместно, и управляющий сангира Кетро, сидевший с бордовым лицом, и сам рыцарь, рассматривающий чудное видение с большим любопытством, и даже сангир Перон удивленно вздернул брови.

Положение спасла санги Брон, со словами: «Прошу прощение, санги Алуна, я забыла распорядиться насчет десерта!», она встала из-за стола, на выходе ловко подхватила почему-то застывшую в дверях шан Эльду и дивное видение исчезло. Беседа за столом возобновилась не сразу – все были несколько растеряны, санги Брон вернулась без нашей гостьи, сославшись на то, что у девушки внезапно разболелась голова.  Обед прошел скомкано.

Конечно, после обеда я поговорила с юной шан и объяснила, что раз уж она живет в этой стране и не хочет возвращаться под опеку старших жен своего мужа, то и одеваться ей лучше по местной моде, гораздо более целомудренной и скромной. Эльда была искренне расстроена, даже заплакала и твердила только, что привыкла к такой одежде дома и совсем не подумала, что столь обычное платье могут счесть неприличным.

Я помню как тогда, в какой-то момент, меня царапнула странность ее объяснения, если женщины этого мира не носят паранджу, не закрывают лицо, то как в стране с таким жестким патриархатом, в таком виде можно выйти на улицу, скорее всего костюм в котором она показалась – только для семейного пользования, но мы ведь - не ее семья?! Как же она могла так забыться? Но Эльда была так огорчена, что я пообещала лично заняться ее гардеробом и эта неудобная мысль благополучно забылась за хлопотами.