Рыцарь ордена НКВД

Дело врачей начинало трещать по швам. И все шло к тому, что оно развалится с треском, большую часть обвиняемых выпустят. Уже начали освобождать людей, большинство из которых были заслуженные и преданные стране. И Сталин не возражал. У него отношение к этому делу постепенно начало меняться. Он видел перегибы. И последующая за этим делом вакханалия, борьба с космополитизмом, когда школьники отказывались учиться вместе с гнусными космополитами, тоже вышла за рамки разумного и беспокоила вождя.

Правда, эскулапов опасался Сталин все так же. Он занимался самолечением. Ни одной таблетки не брал из рук кремлевских врачей. Посылал свою охрану покупать лекарства в городских аптеках.

В связи со всеми этими событиями внутри страны и усиливающимся противостоянием с Западом Сталин был озабочен эффективностью спецслужб. Он пригласил к себе на совещание на Ближнюю дачу руководство силовых ведомств, в том числе и Ясного, и предложил:

— Товарищи. Давайте посоветуемся. Не стоит ли реорганизовать силовые ведомства и создать одну специальную службу, как ЦРУ. Объединить ГРУ, Министерство обороны, разведку, контрразведку и дипломатическую разведку в одном ведомстве, создать мощный ударный кулак.

Практически все присутствовавшие выразили сомнение в эффективности этой меры. Слишком громоздкое получается образование. И не будет межведомственной конкуренции, которая иногда благотворно сказывалась на работе, хотя часто и мешала.

— Надо улучшать работу ведомств, — настаивал Сталин. — Вы подумайте об этом…

Вскоре подоспела новая «радость». Первый секретарь Ленинградского обкома партии Василий Андрианов — известный любитель пускать пыль в глаза и устраивать показательные акции, порки, бесполезные, но громкие — решил отличиться и продемонстрировать свою бескомпромиссность по отношению к врагам народа. То есть устроить показательный акт подхалимажа. Обязал начальника Ленинградского УМГБ генерал-майора Николая Ермолаева, тоже известного проходимца, составить список проживающих в Ленинграде родственников репрессированных по Ленинградскому делу, записать их скопом в оппозицию и принять меры к выселению.

Выявили около двух сотен кандидатов на расправу. Андрианов по правительственной связи с утра пораньше позвонил Ясному и приказным тоном заявил:

— Срочно ставьте этих врагов народа на особое совещание при МГБ.

То есть на судопроизводство по упрощенной процедуре. Особое совещание не входило в систему судов, состояло из руководителей МГБ СССР, заседания проходили без участия адвокатов, чаще в отсутствие обвиняемых. Игнатьев еще в 1951 году предлагал резко ограничить его полномочия, дабы не провоцировать следственные органы на поверхностное расследование.

Следом за этим пришли соответствующие материалы из Ленинграда. Председателем особого совещания был Игнатьев, но он болел, и решение пришлось принимать Ясному. Он со злостью посмотрел на вложенный в письмо готовый проект решения: выселить, посадить, поразить в правах. А за что? Да, в войну выселяли членов семей предателей. Но времена уже другие.

Изучив материалы, генерал позвонил Андрианову:

— Нет никаких оснований в представленных документах для особого совещания.

Секретарь обкома вышел из себя:

— Я на тебя буду жаловаться Сталину!

— Жалуйтесь!

Андрианов начал названивать в ЦК, потом нашел союзника в лице начальника Управления делами Совмина Михаила Помазнева. Двое ленинградских авантюристов так накрутили последнего, что он искренне поверил — МГБ не дает бороться с контрреволюцией.

Помазнев, весь такой строгий и принципиальный, позвонил Ясному, затребовал документы и зловеще пообещал:

— Мы доведем до сведения Сталина.

Начальник контрразведки, особо не возражая, собрал документы в пакет и фельдсвязью отправил ему. Помазнев продержал их дней десять. К его чести, разобрался, что все это полная чушь. И вернул документы со словами:

— Мы считаем, что вы сами должны решать. В рамках закона.

Больше вопрос не возникал. А Ясный нажил себе еще несколько влиятельных врагов. Что впоследствии сказалось на его судьбе.

Глава 39 Объект номер один

Главное управление охраны размещалось на Лубянке в главном здании. Оно состояло из трех управлений — охраны Сталина, охраны членов Политбюро, охраны Московского Кремля и правительственных объектов.

Личная охрана была положена всем членам Политбюро, и никто от нее не отказывался. На семьи это не распространялось, даже на детей Сталина. Покушений на первых лиц, слава богу, не было, но, учитывая международную обстановку и активную работу против СССР западных спецслужб и их прихвостней, вполне могли быть. Так что охрана была делом вовсе не шуточным.

Вместе с охраной на Ясного свалилось гособеспечние всем необходимым членов Политбюро. Это машины — каждому положено по две штуки, на себя и на семью. Как правило, «ЗИСы», но многих возили трофейные немецкие бронированные автомобили. У Круглова была машина Геринга. Кому-то достался автомобиль от самого Гитлера.