Рыцарь ордена НКВД

Ясный присутствовал на вскрытии от начала до конца. Его разум просто отказывался воспринимать происходящее. Невозможно было осознать, что под скальпелем тело одного из величайших людей в мировой истории.

В четыре часа утра все было закончено. Вскрытие подтвердило первоначальные предположения — обширный инсульт. Взяли материал на гистологию. Очень внимательно исследовали. Никаких следов ядов не обнаружили. Картина была типичная для заболевания.

Много потом станут говорить об отравлении вождя. Но Ясный в это не верил. Просто пришло время титану оставить эту землю и перейти в какой-то иной мир.

Ночью народу сообщили, что Сталин умер и гроб с его телом будет выставлен в Колонном зале Дома Союзов.

В восемь утра в институт приехал Хрущев. Заслушал врачей. Пора было увозить тело.

— Я в шесть часов ехал по центру, — сказал Хрущев. — На Горького и Маяковке толпы народа. Там нас просто задавят.

Разработали другой маршрут — по закоулкам. И добрались до места. Выгрузили гроб и поместили его в Колонном зале.

К похоронам снег сошел и установилась более-менее нормальная погода. У Колонного зала толпилось невероятное количество народа.

Прощание планировалось провести за три дня. В правительстве понимали, что люди будут приезжать со всего Союза. Но на такое количество никто не рассчитывал. Народ будто обезумел. Взрослые, дети, целыми семьями — все хотят попрощаться. Люди в шоке — от них ушел отец народов. Это было настоящее горе. За Сталиным все чувствовали себя как за каменной стеной. А что дальше? Каждый задавал себе этот вопрос — и министр, и крестьянин.

За порядок в городе отвечал Иван Серов. Подходы к Колонному залу перекрыли милицией, войсками, грузовиками, и там был относительный порядок. Но давление масс народа было огромное. На аэродромы садились самолет за самолетом. Иностранные делегации прилетали практически из каждой страны. И машины с ними не могли пробиться к цели.

В итоге, видя, что органы охраны порядка не справляются, правительство прекратило доступ в Москву поездам. Но народу меньше не становилось.

Такие столпотворения добром не кончаются. На Рождественском бульваре в итоге скопилось столько народу, что случилось то, чего так боялись, — давка. Мировая практика показывает, что в таких случаях жертвы исчисляются десятками и сотнями. К стенам монастыря людей прижимали и раздавливали. Всего за период похорон задавили сто двадцать восемь человек.

В самом Колонном зале обстановка была идеальная — порядок обеспечивался сотрудниками МГБ.

К залу примыкала комната, ранее использовавшаяся для отдыха артистов при выступлениях. Ее приспособили для служебных нужд. В ней Ясный провел три дня, решая тысячи срочных вопросов, при этом не сомкнув ни на минуту глаз.

В Колонном зале возле служебного входа располагалась комендатура. На второй день оттуда Ясному позвонил комендант:

— Пришел парнишка лет пятнадцати. Аж плачет. Не может через главный вход пробиться. Говорит, приехал издалека. Отца нет, умер. А мама послала его дедушку мертвого посмотреть.

— Приведите ко мне, — сказал генерал.

Вскоре охранник привел худенького, трясущегося подростка.

— Садись, — кивнул Ясный. — Что так трясешься?

— Ехал долго.

— Кушал?

— Нет.

Парнишку покормили, а он все говорил про то, что ему надо посмотреть дедушку.

— Какой он тебе дедушка, — усмехнулся Ясный. — Он всему народу дедушка.

— Мой папа — его сын.

И, к изумлению своему, Ясный узнал, что это сын погибшего в войну Якова Сталина. Он был суворовец из Калининского училища, чудом добрался до Москвы, в толпе, измученный и упрямый. Слава тебе господи, что ничего с ним не случилось.

— Пошли, — кивнул Ясный.

Подвел внука Сталина к телу деда. А потом отправил назад, домой, с сопровождением.

Заявился сын Сталина Василий. Какой-то не в себе. Стал высказывать, что идут похороны, а тут музыка. Не концерт же! Ясный резко оборвал его:

— Это траурная музыка. Так положено.

Похоже, Василий был навеселе. Человек слабохарактерный и загульный, он постоянно доставлял всем головную боль. Полгода назад с собутыльниками устроил драку в единственном в Москве баре на улице Горького. Ясный тогда сказал, чтобы его связали и отправили под охраной домой — не дай бог, отец узнает. Вождь несколько раз давал указания арестовывать своего сына за загулы.

В этой же комнате в Колонном зале прошло совещание комиссии по похоронам. Хрущев спросил:

— Как быть? На какой машине тело в Мавзолей везти?

Судили-рядили. Все были на нервах и на эмоциях. Пришли к выводу: Сталин — генералиссимус, значит, положено везти на артиллеристском лафете. А где такие лафеты? У маршала Александра Василевского в его военном министерстве. Тот заявил, что лафетов у него подходящих на вооружении нет. Старые давно ушли на переплавку.

— Что вы за военные, если не можете лафета отыскать?! — воскликнул Хрущев.

И тут нашелся Буденный:

— Казармы внутренних войск на Хорошевском шоссе. Раньше там стоял кавалерийский полк. Я видел там такой лафет.

Срочно туда поехали сотрудники МГБ. Отыскали лафет — он еле дышит, страшный. Быстренько подправили, подремонтировали, покрасили. И вышел как новый.