Даша уже который день сидела дома. Делать было нечего, за исключением обычной работы по дому, выполнявшейся на автомате и занимавшей руки, оставляя голову свободной. Она последнее время очень много размышляла о своём отношении к Михаилу. Она чувствовала, что перестала испытывать к нему ту привязанность, которая когда-то воспринималась ей как любовь. Даша начала понимать, что главным в её отношениях с Михаилом было желание приблизиться к какой-то норме, какому-то заданному обществом уровню среднестатистического бытового и духовного достатка, отсутствие которого воспринималось ей как собственная неполноценность. Тогда ей казалось, что достаточно выйти замуж, завести ребёнка, и всё встанет на свои места, но сейчас стало ясно, что этого недостаточно. Её и Михаила интересы практически не соприкасались, и хотя Даша понимала, что это не имеет никакого значения, она чувствовала, что есть какое-то кардинальное несоответствие между ними. И чем больше они привыкали к отдельным чертам друг друга, тем больше проступало это коренное различие. Когда Михаил пришёл к ней в последний раз, она была уверена, что он пришёл, чтобы с ней расстаться, но она обрадовалась, что это оказалось не так. Её радость была вызвана не тем, что ей нравились их отношения, а просто желание ничего не трогать, страх перед переменами.
Даша подогрела суп, поела и начала собираться в клуб. Она решила, что лучше всего надеть что-нибудь невзрачное, чтобы привлекать меньше внимания. Даша выбрала тёмно-серый брючный костюм, который она называла не иначе, как "дёшево и сердито", и провела сорок минут перед зеркалом, старательно убирая с лица все намёки на природную общительность, и вышла из квартиры. Когда она подъехала к дому Лены, выглянуло солнце, создав ощущение уже наступившей весны. Лена жила на втором этаже, и Даша, найдя глазами её окна, несколько раз просигналила. Гревшиеся на скамейке пенсионерки начали злобно поглядывать в её сторону, громко делясь друг с другом соображениями о том, куда следует посадить всех бандитов, ездящих на своих бандитских машинах, но Даше не было до них никакого дела. Через несколько секунд в окне появилась Лена и жестами объяснила, что сейчас спустится. Даша опустила стекло наполовину и откинулась на спинку сиденья. Где-то вдалеке раздавался скрип качелей. С другого конца двора был слышен равномерный гул двигателя, работавшего на холостом ходу. Эти звуки были фоном к чириканью птиц, вместе со всем остальным создававшим ощущение уже наступившей весны. Вскоре раздался скрип распахнутой двери в парадную, и торопливые, приближающиеся шаги. Даша открыла глаза, и кивнула головой Лене, уже подходившей к машине. Та быстро обошла машину и села на переднее сидение. Даша включила передачу, и машина, аккуратно объезжая дефекты асфальтового покрытия, поехала вдоль дома.
Обратная дорога заняла гораздо меньше времени, во всяком случае Михаилу показалось именно так. Может это было связано с тем, что когда человек знает, сколько идти, он уже обращает меньше внимания на подробности пути, а может с тем, что все его мысли были заняты этим прекрасным видением, лицом девушки, с одной стороны тёмным, а с другой освещённым таинственным лунным светом. Что-то всколыхнулось в нём в тот момент, и это чувство было настолько сильно, настолько необъяснимо и непонятно, что всю дорогу он не мог разобраться, что выглядит реалистичнее, освещаемая предусмотрительно захваченным Сергеем фонарём лесная дорога, или блеск глаз в лунном сиянии. Он был уверен, что если бы в то время скоропостижно скончался, то на сетчатке его глаз, при наличии специального оборудования, можно было бы с лёгкостью увидеть её лицо. Когда они уже приближались к дому, Михаила стало раздражать это видение, и он даже попытался представить себе что-нибудь другое, но его попытки не увенчались особым успехом.
Перед тем как войти в дом, Михаил остановился на залитом лунным светом крыльце и достал сигарету. Он прикурил, и облокотившись о перила, стал смотреть, на клубящийся дым, сносимый неуловимо слабым северным ветром вправо. Он чувствовал, что у него произошло полное изменение мироощущения. Всё, что он раньше считал составляющими смысла своей жизни, чем он занимался долгие годы, перешло на второй план, а место, на котором раньше находились эти интересы, заполнилось чем-то, но чем, он не мог не то что объяснить, но даже понять. Наверно, подобное чувство испытывает старый коммунист, представ перед судом божьим. Он повернул голову направо, дым от его сигареты собирался в центре двора. Михаил не знал, что от одной сигареты может быть столько дыма. Его форма вдруг напомнила ему что-то. Он стал судорожно вспоминать, что, но внезапный порыв ветра смешал и развеял этот образ. Вдруг Михаил заметил какое-то движение в окне дома, он резко повернул голову к окну и увидел, что край занавески немного покачивается. Он вошёл в дом. В комнате с окном никого не было. Он заглянул в комнату к Сергею, там было темно. Михаил зашёл на кухню, выпил стакан холодной воды и пошёл спать.