Рыцарь прерий

У Джеффри не было времени облечь в слова щемяще-сладкое желание, охватившее его. И дело было не только в том, что ему вскоре предстояло с ней расстаться. Какое-то мрачное предчувствие нашептывало ему, что он должен заявить на нее свои права сейчас, сию секунду, что те сотни лет, на которые растянулась его жизнь, сейчас сократились до этого драгоценного дня. Больше у них не будет времени.

Джеффри намеревался быть нежным, намеревался не давать воли сердцу, но стоило их телам соприкоснуться, как все намерения испарились, сбежав, как поджавшие хвост гончие мчатся от разъяренного кабана.

– Моя!

Он произнес это слово вслух, с жадным рычанием, заявив свои права на нее, на это место и это время – на один-единственный день. А Джульетта бросила его еще глубже в безумие, поднимая свое стройное тело навстречу ему, цепляясь за его плечи, проводя по его соскам своими, когда он пытался оставаться на весу, чтобы не придавливать ее своим весом.

– Ты действительно меня сегодня любишь, Джеффри.

– Я буду любить тебя дольше, чем ты можешь себе представить, миледи.

Услышав знакомое ласковое обращение, Джульетта тихо ахнула, и этот знак наслаждения – гораздо более сильного, чем заслуживало его открытое признание – лишил его остатков самоконтроля. Джеффри погружался в нее – снова, и снова, и снова, – пока ее сладкие содрогания не вызвали ответного пика его страсти, так что к ее крику присоединился его собственный, долго отражавшийся от круглых стен его сложенной из дерна крепости.

А когда их пульс немного выровнялся, Джеффри все начал снова, чтобы Джульетта не подвергала сомнению его силу.

А потом он совершил все сначала – опять, и растянул наслаждение так, как не может длиться ни один сон, добиваясь того, чтобы воспоминаний хватило на целую вечность.

Ведь если мужчине в жизни дарован всего один безупречный день, надо насладиться им сполна.

– Как раз вовремя, – прошептала Джульетта гораздо позднее, когда над прерией разнесся резкий звон колокола, возвещающий вечернюю трапезу. Ей хотелось, чтобы тот, кто возвестил о времени садиться за стол, нашел бы лишний кусочек и для нее с Джеффри. По правде говоря, звон напоминал ее собственный колокол, но поскольку сама она находилась здесь и все утро занималась отнюдь не кулинарными упражнениями, то это казалось маловероятным. Джульетта постаралась спрятать сладкую зевоту и урчание пустого желудка, потянувшись всем телом. Удивительно, как это мышцы ее тела могут то сжиматься до стальной твердости, то таять, как воск, а потом возвращаться к обычному состоянию, ничем не показывая, что только что подверглись такому всеобъемлющему и дивному испытанию.

Бум! Бум! Буммм!

То ли ее движения, то ли звон колокола разбудили Джеффри. Джульетта на секунду потеряла способность дышать, когда его руки сжались вокруг нее, а его взгляд скользнул вдоль ее обнаженного тела, остановившись на ее лице. Обрамленные густыми каштановыми ресницами, глаза Джеффри блеснули такой мужской властностью и страстью, что у нее забилось сердце. Как колокол.

Бум! Бум! Буммм!

И тут объятия его вдруг стали другими, лицо застыло, а в теле почувствовалось напряжение, но совсем не такое, к какому она привыкла за эти часы.

– Кровь Господня! Действительно вовремя! Уже началось. Я смогу довести все до конца!

Джеффри вскочил с постели, натянул брюки и схватился за меч, прежде чем она успела запротестовать. Когда он нетерпеливо откинул с лица спутавшиеся от страсти волосы, его мускулы снова заиграли, и Джульетта вновь мучительно ясно увидела мириады шрамов, исчертивших его полное мужественной красоты тело. Босой, одетый только в домотканые брюки, он все равно производил впечатление такой смертоносной собранности, что она невольно отпрянула от живой боевой машины, в которую он превратился.

– Джеффри?

Он кинул на нее быстрый взгляд, в котором не видно было и воспоминания о часах, проведенных в нежных и страстных любовных объятиях.

– Это сигнал Чейни. Приближаются приграничные разбойники, и нам надо поскорее устроить засаду. – На краткую долю секунды снова вернулся ее Джеффри, смущенно улыбнувшийся ей. – Похоже, они прямые потомки Дрого Фицболдрика. Чтобы появиться как раз в тот момент, когда я меньше всего хотел бы их видеть, надо было готовиться все прошедшие шесть веков.

Дрожащими пальцами она прижала к груди край легкого одеяла.

– Быстрее иди в город, Джульетта. Собери женщин и детей и приведи их сюда. Это здание лучше всех укреплено, и его легче всего оборонять.

– Ты не можешь драться!

Он поднял подбородок, без слов отметая ее протест, и Джульетта поспешила объясниться. Она махнула рукой на примятую постель рядом с собой, покраснев отчасти потому, что вынуждена заговорить о таких вещах вслух, отчасти потому, что он намерен был драться за нее, зная, что ее веру в него вряд ли можно считать твердой.

– Ты же почти не спал, Джеффри! И это ведь не твой бой. Ты и так много сделал.