Рыцарь прерий

Джеффри зажал край странного предмета большим и указательным пальцами и загнул угол, изумляясь послушности материала. Он никогда не видел ничего подобного, и от этого его охватило острое отчаяние. Сколько еще непонятных предметов возникнет перед ним? Сколько незнакомых людей будут глазеть на него, стараясь убедить в том, что он сошел с ума?

Его руку сотрясла сильная дрожь, от которой принесенный Алмой предмет разорвался с резким шуршащим звуком. Джеффри вскочил на ноги, и тонконогий табурет снова с грохотом упал на пол от его резкого движения. Рыцарь изо всех сил ударил кулаком по столу.

– Хватит! – прорычал он, наслаждаясь тем, как его сильный и вполне разумный голос отдается от стен хижины. – Если вам необходимо, чтобы кто-то вам читал, наймите себе монаха. И не терзайте меня более, чтобы не навлечь на свои невежественные головы всю силу гнева д'Арбанвиля!

С этими словами он гордо удалился, особенно порадовавшись тому, как трусливо сжался этот истязатель детей, Уилкокс. Направляясь в комнату, которую отвела ему Джульетта, Джеффри молил Бога, чтобы Арион хорошо отдохнул и к утру был готов нести его на себе: он не в силах оставаться в этом проклятом месте ни секунды больше, чем необходимо.

– Ну, знаете!.. – громко фыркнула миссис Эббот, нарушив молчание, которое наступило после гневной выходки Джеффри. – Невежественные? Мне это совершенно не нравится, знаете ли. Будь здесь мой сын Герман…

– Я уверена, что офицер Военной службы инженеров-топографов не дал бы никому устроить подобную сцену, – сказала Джульетта, снова поднимая с пола опрокинутый Джеффри табурет. – А теперь я попрошу вас всех разойтись по домам. Прежде чем проводить моего гостя в дорогу, я хочу с ним поговорить.

– Вам нельзя идти к нему одной, мисс Джей! – запротестовал капитан Чейни, поддерживаемый одобрительным ропотом всех собравшихся.

– Он не причинит мне зла, – заступилась за Джеффри Джульетта. Почему-то она была совершенно в этом уверена. У нее не было никаких доказательств в пользу этого убеждения – только нежность, с которой он обращался со своим усталым конем, да отважная, хоть и нелепая попытка заслонить ее от пистолета капитана Чейни. Да еще гнев, который вспыхнул в его глазах при виде того, как грубо обращается Джозайя Уилкокс с юным Робби.

Джульетте хотелось, чтобы все соседи ушли и оставили ее с Джеффри наедине… и от этой мысли ей стало страшно стыдно. Она обещала своему умирающему мужу, что посвятит себя созданию духа добрососедства, добьется, чтобы жители их городка заботились друг о друге. Под его предсмертный хрип она громко поклялась, что остаток своих дней будет трудиться над тем, чтобы Брод Уолберна превратился в город, достойный носить имя Дэниеля.

Тогда ей казалось, что это самое малое, что она обязана сделать: ведь в душе она так и не следовала своему обещанию любить и лелеять Дэниеля, пока он был жив. Благодарность жене скрасила его последние минуты – и только это утишило ее молчаливый вопль ужаса при мысли о том, что теперь она до конца своих дней будет привязана к Броду Уолберна. Тогда Джульетта твердо сказала себе, что это – честная замена. И сейчас она снова напомнила себе об этом.

Она мягко выпроводила горожан, успокоила капитана Чейни, поставив его в конце коридора и пообещав, что закричит изо всех сил, если Джеффри посмеет бросить хотя бы один угрожающий взгляд в ее сторону. А потом она громко постучала в дверь отведенной Джеффри комнаты и вошла.

Ее охватило возбуждение – возбуждение, конечно же, вызванное страхом: ведь никакая респектабельная женщина не пришла бы в восторг от мысли о том, что снова останется наедине с сумасшедшим!

Казалось, Джеффри ничуть не заинтересовало ее появление. Он стоял у окна, упершись поднятыми руками в раму, и смотрел вдаль. В его широких плечах можно было заметить крошечный намек на печальную сутулость.

– Джеффри? Все ушли. Вы не хотите вернуться на кухню и немного поесть?

Прошла целая минута, прежде чем он со вздохом признал, что заметил ее присутствие. Оттолкнувшись руками от окна, он повернулся к ней лицом, держась настолько уверенно и сурово, что Джульетта решила: его печальная ранимость ей просто померещилась.

– Мне надо было догадаться, что они почувствуют мою слабость и пришлют вас.

– Я не понимаю, – растерянно отозвалась она. От гостя исходила обиженная враждебность, словно Джульетта чем-то его предала, оскорбила его доверие. Ну, вероятно, в некотором смысле это было действительно так. Его выходка доказала, что он вполне оправился от своей раны. Несмотря на все свое желание, чтобы Брод Уолберна процветал и пополнялся новыми поселенцами, Джульетта была твердо намерена отругать Джеффри за невежливость и попросить, чтобы он и его прожорливый на овес конь отбыли с рассветом.

– Мне мои слова кажутся ясными. Неужели я настолько плохо освоил ваш язык, что вы не можете разобрать смысла моих речей?

– Я неплохо понимаю, что вы говорите, но некоторые ваши слова действительно кажутся странными, – призналась она.