Рыцарь прерий

Джеффри отпил большой глоток кофе, а потом начал рассматривать кружку. Только одна страна могла бы похвастаться таким преизбытком предметов роскоши.

– Китай, – пробормотал он.

– Нет, это простой фаянс на каждый день, – отозвался капитан Чейни, жуя кусок бекона.

У Джеффри мгновенно пропал весь аппетит. Было страшно неприятно, что какой-то простолюдин чувствует себя совершенно спокойно и уверенно, говоря такую чушь, а Джеффри д'Арбанвиль при этом мучается от недоумения и неловкости. Надо будет положить этому конец – раз и навсегда.

– Показывайте ваш «кольт», если думаете, что можете сравниться в меткости с опытным рыцарем. Пора выйти на турнирное поле, – объявил он. Ударив ладонями о стол, он вскочил на ноги, в очередной раз опрокинув табурет.

– Вам бы следовало отодвинуться от стола, прежде чем вставать, – с ухмылкой заметил капитан Чейни.

– Ха!

Швырнув ему в лицо это оскорбление, Джеффри возмущенно ушел в конюшню за Арионом и своим оружием.

Ребекка Уилкокс стояла у окна, бедром прижав тазик с водой к подоконнику, чтобы освободить обе руки. Если кончики ее пальцев будут красными и морщинистыми, Джозайя не заподозрит, что она весь последний час стояла, глядя в щелку между занавесками.

Он никогда напрямую не запрещал ей смотреть в окно, никогда не приказывал безвылазно сидеть в доме, пока он уходит на работу. Но за долгие годы она усвоила, что ей и Робби лучше, если она сидит в четырех стенах как клуша и притворяется, что ее ничто не интересует. При виде ее сморщившихся от воды пальцев и горы перемытой посуды, что свидетельствовало о том, как она много поработала, Джозайя, может быть, не потребует, чтобы она рассказала подробно, по часам, чем занималась целый день. И, может быть, он не станет до сумерек вглядываться в пыльный двор, выискивая там следы другого мужчины.

А может, и станет. Очень это трудно – любить мужчину, который тебе не верит.

Она смотрела на прерию в той стороне, где лежал Брод Уолберна, ожидая, когда на горизонте покажется темное пятно. Она рискнула понаблюдать еще несколько секунд, пока пятно не превратилось в группу людей, состоявшую, за исключением Алмы Харкинс из одних мужчин. Алма имела несчастье до конца этого месяца квартировать у Уилкоксов. Приближавшиеся раскрыли рты в бесшумном крике и яростно жестикулировали…

Ребекка не увидела в толпе Робби: видимо, он остался помогать мисс Джей. Это взбесит Джозайю, но Ребекке всегда легче было переносить его ярость, когда мальчика не было рядом и можно было не опасаться того, что гнев отчима обрушится и на ее ребенка. Ребекка кинулась к мойке, пока ее не успели разглядеть через окно. Услышав громкие голоса и шум шагов во дворе, она облила высохшую посуду чистой водой, чтобы казалось, будто она только-только закончила ее мыть.

– Кофе, хозяйка.

Переступив порог, Джозайя отдал приказ, словно вошедший в ресторан посетитель. В его голосе незаметно было и тени радости от того, что он снова видит жену после часовой отлучки.

– Да, хозяин.

Хотя в голосе Джозайи не было тепла, но сейчас в нем не ощущалось и враждебности, и Ребекка позволила себе чуть-чуть успокоиться.

– Вечер добрый, миссис Уилкокс. Привет вам. Кофе пахнет прекрасно.

Столпившиеся позади Джозайи соседи обращались к ней с приветствиями, до которых сам Джозайя никогда не снисходил. Ребекка обернулась и изобразила давно отработанную улыбку, не слишком радушную, хотя испытала неимоверное облегчение из-за того, что эти люди здесь и немного отвлекут Джозайю. Все они смотрели на ее мужа так, как обычно люди смотрят на врача, собирающегося прописать неприятную, хотя и спасительную дозу хины. Ребекку всегда изумляло, что люди, которым и в голову бы не пришло назвать Джозайю Уилкокса своим другом, обращаются к нему за всевозможными советами.

– Значит, мы решение приняли.

Джозайя пожирал глазами то одного, то другого соседа, словно выясняя, кто осмелится ему противоречить, а потом остановил взгляд на Алме Харкинс.

Большинство из присутствующих что-то забормотали, соглашаясь с хозяином дома, но Алма некрасиво покраснела.

– Не могу сказать, чтобы мне это нравилось. Ребекку охватило любопытство, но она по опыту знала, что ей не следует проявлять интереса к делам Джозайи. Сохраняя на лице неискреннюю улыбку, она разлила выдохшийся кофе в три имевшиеся в их доме жестяные кружки и подала их: первую Джозайе, а следующие две самым старшим мужчинам Брода Уолберна. Остальным придется ждать своей очереди, но судя по тому, насколько мало внимания везучие обратили на свои кружки, остальным лучше было бы отправиться за кофе к себе домой.

– Я просто не понимаю, почему я должна это взять на себя, – возражала Алма. – Я школьная учительница, так что вполне естественно, что ко мне обращаются с… с самыми разными вопросами. Да если только станет известно, что я шпионила за беднягой Джеффри д'Арбанвилем, мне вообще перестанут доверять!

– Если это станет известно кому? – поинтересовался Берти Уолтере. – Сейчас в комнате присутствуют люди почитай что из каждой семьи в Броде Уолберна. Мы все знаем, что вы затеяли.