Запах мятой травы смешивается с запахом нагретой солнцем мужской кожи. Под спиной Джульетты – колкая и в то же время сказочно-мягкая попона. Ее пальцы прикасаются к сильному телу, прочерченному шрамами, на ее губах – вкус соли и страсти, в ушах звучат неровное дыхание и невероятно ласковые слова. И все это пробуждает к жизни чувства и ощущения, которые она считала настолько надежно похороненными, что невольно восстала против них. И как результат – острая боль в гордых, глубоко посаженных глазах, и непроницаемая маска на лице, которое стало невероятно, невозможно дорогим…
О Боже! Постель и предательство. Они так неотвратимо сплелись в жизни Джульетты, что она даже не может убедить себя, насколько не важно то, что Джеффри теперь отказывается смотреть в ее сторону и не адресовал ей ни единого слова с того момента, как они оказались среди других людей.
Если бы он только посмотрел в ее сторону! Но казалось, Джеффри был полностью поглощен мальчишескими восторгами Робби. Если бы он произнес одну из своих странных фраз! Но он был намерен слушать, а не разговаривать. Джульетта не замечала, насколько постоянным было доброе расположение духа Джеффри, пока оно не исчезло, не знала, насколько ее ободряла его уверенная улыбка, пока его губы не сомкнулись в мрачном выражении незнакомого ей человека.
Вся ее тщательно устроенная жизнь шла не так, как она планировала. И она никак не могла понять, что ей теперь делать.
Ее размышления прервала Алма.
– Право, я очень рада, что Ребекка наконец собралась с духом, чтобы пойти наперекор Джозайе.
– Она оказалась очень храброй женщиной, – согласилась Джульетта, не отрывая взгляда от широкой спины Джеффри. И, не удержавшись, пробормотала: – Жаль только, что она не подождала еще день-другой.
– Что-что?
– Да ничего.
Джульетта не была в настроении признаваться, что ей самой надо было заняться выяснением отношений с одним мужчиной – задача, которая была бы не такой пугающей, не путайся у нее под ногами Алма и Робби. А с другой стороны, может быть, присутствие посторонних немного ослабит напряженность, возникшую между ними, даст ей время все обдумать как следует.
– Должна признаться, – сказала Алма, – что, увидев, как Джеффри добр к Робби, я немного стыжусь того, что пыталась тогда его провести. – В ответ на изумленный взгляд Джульетты Алма объяснила: – Во. время пикника. Джозайя Уилкокс меня на это подбил: сказал, что подозревает, будто Джеффри может оказаться шпионом, и велел мне вытянуть из него все его тайны.
– Но это же нелепость!
– Ну, вы же не можете спорить, что эти проклятущие приграничные разбойники донимают нас сильнее обычного с тех пор, как он здесь появился. – Алма искоса посмотрела на нее. – Подозрения высказывал не один Джозайя. Практически все горожане были на его стороне. Джозайя решил, что вам об этом лучше не знать – на тот случай, если вы с Джеффри сговорились.
Джульетта не могла бы сказать, что потрясло ее сильнее: воспоминание о том, какую ревность она почувствовала, глядя, как Джеффри отправился с Алмой на пикник, или известие о том, что жители города Дэниеля – ее города! – составили тайный план, не посвятив в него свою уважаемую мисс Джей. Больше того – они подозревали ее в сговоре с бандитами, и вообще вели себя так, словно она им ничуть не нужна. И в сердце ее шевельнулся крошечный червячок разочарования.
– Так вы избавились от подозрений? Джульетта даже не пыталась спрятать обиду, прозвучавшую в ее вопросе.
Алме хватило совести покраснеть.
– Я сама напомнила им, что вы не стали бы иметь дел с приграничным разбойником. А что до Джеффри, то все решили, что если бы его сочли неблагонадежным, то солдаты не выпустили бы его из Форт-Скотта.
– Он вполне благонадежен. – Странно, почему Джульетте так легко защищать человека, которого она сама называет сумасшедшим? Тем не менее это было так. Она говорила так легко, словно репетировала эти слова несколько дней, и испытывала ту же уверенность относительно его поступков, которая прежде так ее смущала. – Если уж на то пошло, мы должны радоваться, что он оказался здесь. Он готов защищать город ценой своей жизни. – «Словно рыцарь, за которого он себя выдает, когда надо встать на защиту королевства», – хотела добавить Джульетта, но произнести этих слов не смогла. – Пока он будет тут.
– А он собирается уехать? Мне казалось, он ездил в Форт-Скотт, чтобы получить земельный участок.
– Я… – Джульетта успела остановиться, прежде чем с ее уст сорвалось признание, что отъезд Джеффри пугает ее сильнее, чем пролет гусей, возвещающих приближение зимы: и то и другое означало холодное, безлюдное одиночество. Эта мысль оказалась слишком непривычной и болезненной, чтобы ею можно было поделиться с кем-то еще. Она вновь почувствовала прилив решимости уладить свои отношения с Джеффри и немного утешилась уверенностью, что обстоятельства заставят их быть рядом, так что он будет почти вынужден выслушать ее – пусть даже необходимость слушать ее извинения будет его бесить.