Рыцарь призраков и теней

Взгляд Десаи скользнул вверх, к сияющим звездам. Слишком много солнц, слишком много…

Да, конечно, он пошлет отчет домой со следующим курьерским кораблем. Домой! Он был на Терре всего один раз, и когда ему удалось выкроить несколько часов, чтобы осмотреть знаменитые достопримечательности, они странным образом разочаровали его. Записи, воздействующие на все органы чувств, оставляли за кадром переполненные аэробусы, высокомерных гидов, убожество лавочек с сувенирами, боль в усталых ногах… Курьерские корабли развивали максимальную гиперскорость: две недели пути до Сола, двести световых лет — радиус подвластного Империи шара, включающего четыре миллиона солнц… К отчету можно присоединить просьбу дать политические рекомендации.

Но полмесяца — это очень много, когда речь идет о волнениях или, хуже того, терроризме. К тому же отчет должен быть рассмотрен, обсужден, снабжен аннотациями и ссылками, он пройдет через несколько комитетов и через руки чиновников разных рангов, прежде чем по нему будет достигнуто решение; на доставку рекомендаций на Эней тоже уйдут недели. А когда документ наконец дойдет до Десаи, у того наверняка возникнут вопросы… Нет уж, хватит с него и директив с Ллинатавра.

Ему, Чандербану Десаи, предстоит действовать самостоятельно.

Разумеется, ему положено сообщать в столицу обо всех важных событиях: вылазка Айвара Фредериксена, безусловно, относится к их числу. Кроме всего прочего, на Терре находится банк данных, настолько полный, насколько это физически возможно.

А раз так… почему бы не сделать запрос об этом Айхарайхе?

«Действительно, почему бы нет? Не знаю я, просто не знаю. Он кажется таким добропорядочным, и он взял почитать моего Тагора… И все-таки я запрошу с Терры всю доступную информацию. Хотя придется изобрести убедительное основание для такого запроса — ведь Муратори одобрил его намерения. Считается, что у нас, бюрократов, никаких предчувствий быть не может. Действительно, откуда бы им взяться, тем более что Айхарайх симпатичен мне гораздо больше, чем многие мои соплеменники.

Может быть, опасно симпатичен?»

Глава 4

Владения Хедина лежали далеко к востоку от Виндхоума, но все же достаточно близко к границам Илиона, чтобы западные ветры приносили сюда влагу с каналов, болот и соленых озер равнины Антонина: она проливалась дождями два или три раза в год. Хотя Вилдфосс не протекал по землям фермы, благодаря ему грунтовые воды стояли достаточно высоко, чтобы питать несколько колодцев. Семья Хедина могла, таким образом, заниматься земледелием, не говоря уже о том, чтобы пасти скот на более засушливых угодьях.

Так шли дела поколение за поколением. Работники давно уже стали скорее членами семьи: они хоть и ждали указаний, но держались как равные, и часто батрак прочил сына или дочь за отпрыска хозяйской семьи. Короче говоря, взаимоотношения работников и фермера напоминали отношение Тома Хедина и других гесперийских арендаторов к обитателям Виндхоума.

Ферма была велика. Дюжина коттеджей окружала хозяйский дом. За ними раскинулся мощеный внутренний двор, к нему с трех сторон подступали сараи, мастерские, хлева. За исключением размера, все постройки на первый взгляд казались одинаковыми: побеленные глинобитные стены, резкие очертания которых были смягчены годами выветривания. Однако, присмотревшись, можно было заметить различия — мозаика из камня и стекла отражала индивидуальные вкусы. Росшие вокруг деревья защищали селение от ветра: местные дельфи и рахаб, терранские дубы и акации, ллинатаврский расмин, ифрианские молоточники. На клумбах росли только экзотические растения: заботливо ухоженные, они в сочетании с камнями и гравием создавали гармоничное целое. Настоящие цветы так и не прижились на Энее, но многие виды трав имели ярко окрашенные листья и стебли.

Ферма всегда кипела жизнью: управляющие, экономки, кузнецы и каменщики, механики, сельскохозяйственные рабочие, дети, собаки и лошади, стафы и охотничьи соколы, плуги и сеялки, грузовики и флиттеры, болтовня, крики, смех, ругань, слезы, песни, топот ног, запах скотины и дыма. Айвар страстно желал бы принять во всем этом участие. В своей кладовке на чердаке он чувствовал себя заживо погребенным.