Рыцарь призраков и теней

Не пристало ли нам, братья, начать повесть о походе господаря Бодина Миятовича? Где сыскать нам слова печали и гнева, слова доблести и отмщения? Кто сравнится в том с Андреем Симичем, певцом героев?

Ибо Андрей, если песнь кому хотел пропеть, то словно стаю гончих псов спускал в горах, и лай их эхом гремел в долинах. Гремели речи его, как тундра под копытами громатцев, стонали, как ветер под крылами орлика, на добычу падающего, ревели, как диаво на охоте — и тихо и сладостно пели, и были смертоносны, подобно зову вильи, и были невинны, как пение гусляров по весне.

Люди и змаи внимали с трепетом песням Андрея, когда славил он старых героев, Йована Миятовича, что по бессветному пути привел Основателей к нашей Утренней Звезде, Томана Обилича, что убил яростного Владимира на вершине Ледника, Гейта, что спорил со штормами Черного океана, Стефана Миятовича, великого пращура господаря Бодина, что в Годы Ночи отбросил прочь разбойников, позарившихся на дома наши. О, как воспел бы Андрей Симич деяния Бодина!

Но смолк голос его. И чтобы не исчезла из памяти слава Бодина Миятовича, поведаем о ней простыми словами, как можем.

Глава 1

В этой истории на всех планетах холодно. Даже на Терре, хотя Флэндри прибыл домой теплым летним вечером. Здесь мерзла душа.

Холодок дал о себе знать на подлете к планете. Разговор между Флэндри и его сыном незаметно перешел к проблемам Империи. Обычно они избегали подобных тем: у них был отпуск.

Сама Терра никак не напоминала о неприятном. На экране в кабине управления висел прекрасный шар на фоне усыпанной звездами тьмы. Шар этот был почти полным: корабль приближался со стороны солнца и еще не вышел на посадочную траекторию. Прозрачный голубой свет планеты смешивался с белизной облаков. Рядом с такой чистотой Луна казалась каплей росы. Нанесенные людьми шрамы пока нельзя было разглядеть.

Обстановка кают-компании не уступала виду за окном: серые, с перламутровым отливом, стены, обитые темно-бордовым велвилом диваны, стол из настоящего тика, на столе — бутылка виски с подобающей закуской, теплый, безупречно очищенный воздух, приятная бодрая музыка, запах сирени. «Хулиган», личный корабль капитана сэра Доминика Флэндри, имел превосходное вооружение, был более быстроходен и маневрен, чем любое другое судно такого же класса, но его жилой отсек отражал жизненную философию владельца, который считал, что, если уж человеку суждено родиться в эпоху декаданса, нужно с этим фактом смириться и получать удовольствие.

Флэндри развалился на диване, глубоко затянулся, отхлебнул из стакана и с некоторой тревогой посмотрел на Доминика Хэзелтайна. Если граница и вправду вот-вот начнет разваливаться, а парню снова туда лететь...

— Ты уверен? — спросил он. — Что доказывает, будто полученные тобой сведения верны? Свидетельства других всегда ненадежны. Я хочу узнать об этом поподробней.

Его собеседник не отвел взгляда.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты почувствовал себя стариком, — последовал ответ, и Флэндри ясно понял, что сидящий перед ним капитан-лейтенант военной разведки, двадцати семи лет от роду, давно перестал быть мальчиком, точно так же, как перестал быть мальчиком и его отец. Хэзелтайн улыбнулся. Он не хотел показаться слишком резким.

— Ну хорошо. Давай поговорим. Быть может, с возрастом мне удастся приобрести твой опыт в трех главных в этой жизни вещах.

— Трех? — удивленно поднял брови отец.

— Драться, развлекаться и — ждать. Конечно, я не застал того времени, когда ты дрался. Думаю, ты преуспевал в этом занятии так же, как и во всех остальных. Однако последние три года, как я слышал, ты жил в Солнечной системе, на отдыхе. Если даже император не получил полной информации о Деннице — и вряд ли, кстати сказать, получит, — то уж его избалованному любимчику и вовсе надеяться не на что.