— Окей… — протянула Мио, считая голоса. — Хорошо. Кто против того, что он жив?
Присутствующие тут же опустили руки и поглядели друг на друга. Повисло неловкое молчание.
— Ну же не стесняйтесь, девочки, — сказала Мио. — Здесь все свои!
Вдруг в воздух поднялась одна рука.
— Ты чего охренела, Ги⁈ — охнули со всех сторон. — Так про хозяина!
— Я реалистка, и вам советую быть такой же, — пожала плечами горничная. — Александра Владимировича нет слишком долго. Тут одно из двух — либо он действительно мертв, либо бросил нас!
Зал охнул:
— Предательница! Вон! Вон! Вон!
— Это я-то предательница⁈ — зашипела Ги. — Глупые! Тут логика простая: либо-либо. Я голосую за то, что Онегин умер в неравной схватке с ужасами Амерзонии, а вы мне — предательница! Лучше скажите, кто посмел воздержаться?
— А Илья Тимофеевич мне понравился… — вдруг раздался одинокий голос, и тени зашевелились в поисках еще одной «предательницы». — Он, когда отходил в туалет, вымыл руки… А еще извинился, когда чихнул…
Обсуждение плюсов и минусов Марлинского, а также возможности гибели такого мощного мага и замечательного человека как Онегин заполыхало с новой силой.
Через пятнадцать минут яростных баталий Мио снова объявила голосование:
— Кто за то, что Онегин жив?
Рук поднялось примерно половина.
— Кто за то, что мертв?
Руки поднялись не сразу, но на этот раз их было где-то штук пять. Даже Рух робко подняла свою кисть.
— Ты не голосуешь! — зашипели на нее, но Рух только выше вскинула руку.
Остальные засомневались и решили воздержаться. Затем девушки поспорили еще немного и снова проголосовали.
Потом еще немного… и еще немного. И снова проголосовали.
На этот раз в вопросе о возможности смерти Онегина голоса распределились пятьдесят на пятьдесят. Вдруг в тишине раздался заливистый храп.
— Кто-нибудь разбудите ее! — покачала головой Мио, и Рух растолкала Вен.
— А⁈ Что? — очухалась паучиха и, потирая полупрозрачные глаза, огляделась. — Вы уже разрешили ваш дурацкий спор, или уже можно идти спать?
— Почти, — сказала Ги, — Завтра тяжелый день и нам еще уборка предстоит, пока ХОЗЯИНА, — и она широко улыбнулась, — не будет…
— Твой голос решающий, Вен, — кивнула Мио. — Мертв Онегин, или жив?
— А? Ну… умер, конечно. Сколько лет-то прошло?
В зале ахнули. Что-то разбилось.
— Значит, большинство за «умер», — хмыкнула Мио. — Хорошо… Теперь второй вопрос. Признавать, или нет, новым хозяином Илью Марлинского. Голосуем! Нет, Вен не вздумай спать!
— Думаю, они так до утра проспорят, — вздохнула Метта и широко зевнула. — Давайте уж спать. Явно дело идет к тому, чтобы вас признали хозяином Таврино. Вон Рух как старается переубедить самых упорных.
— Согласен. Рух молодец. Отзывай Шпильку, и на боковую.
— Снова тренироваться! — захлопала в ладоши Метта, но потом наморщила лобик. — Или?..
— Давай сегодня просто поспим. Я думаю, мы заслужили.
— Оки! — кивнула Метта и прижалась ко мне. Снова стало тепло.
Через пару минут приоткрылась дверь, и порог переступила Шпилька. Устроившись у меня в ногах, она свернулась калачиком.
Я почти сразу провалился в сон, однако скоро моей ушей коснулись приглушенные голоса:
— Нет, он все же не похож на Онегина… Нос не тот, линия рта другая…
— Зато не храпит! Вы только послушайте. Не то что ты, Вен!
— А я то чего⁈
— Девочки вы чего тут забыли⁈ А ну кыш! Дайте хозяину поспать!
Машинист Василий Иванович Шемякин прослужил на «Урагане» с самого детства. Это ремесло ему передал еще отец, а ему его отец, а тому чуд-хранитель поезда. Правда, было это совсем на другом составе и в другие времена, да и враки, наверное, но не суть…
И за все эти годы ни Шемякин, ни механик Михалыч, ни помощник машиниста Ипполит — короче, никто из собравшихся в комнате отдыха персонала не встречал настолько вздорное и гадкое начальство как Степан Варфоломеевич Бездомный.
Служащие «Урагана» быстро придумали ему прозвище. Все чаще и чаще его называли просто Щипач.
И согласны с этим были не только они.
На столике вот уже второй час лежала коллективная жалоба, написанная бывшими пассажирами поезда, которых возглавляла некая Тамара Коршунова.
И была бы эта жалоба от простолюдинов ничтожным клочком бумажки, если бы среди подписантов не встретились фамилии пары аристократов: некой Александры Айвазовской и Камиллы Берггольц. Помимо жалоб на ужасные условия перевозки, в тексте сообщалось, что одна копия бумаги уже передана в жандармерию Шардинска, а другая послана в дирекцию ИЖД. Утром грозились прийти с проверкой.
Как же рассказать об этом Щипачу и не попасть под горячую руку? Служащие поезда думали уже час кряду. Вылетать с работы, будучи на другом континенте, не хотелось ни одному.
— Эх, а при прежнем начальстве «Ураган» был «Ураганом», — произнес Михалыч, подливая себе наливки. — Пусть комфортабельным, но все же антирезерваторским поездом, а не позолоченной каретой.