Рыцарь с железным клювом

- Порядок. Теперь снимай давай. Так, так. Ну а что до того, кому нужна эта картинка, скажу тебе: когда у тебя такие баксы заведутся, как у заказчиков, тогда и поймешь, зачем люди тратятся на живопись. А покуда ты, Кит, выше пьянки в кабаке не поднимался.

- Ты, можно подумать, поднимался, - обиженно заявил Кит через минуту, точно долго соображал: обидеться ему на "Лешеньку" или простить, но ответа не последовало.

Милиционеры ещё немного чем-то погремели, а потом Кит спросил:

- Слушай, Злой, а не просекут они, что это - поддельная картина, а?

- Нет, - твердо заявил Злой, - мне хозяин говорил, что копия очень хорошая, и только большой специалист отличит её от настоящей. Будет себе висеть, а лично мне много времени не нужно - я через неделю махну с деньгами в Польшу, а оттуда, может, куда подальше. Как топор в воду... Хочешь со мной в Поляндию? Там немало наших хорошо работают. А?

- Подумать надо, - угрюмо сказал Кит. - У меня здесь жинка...

- Велико сокровище! - презрительно сказал Злой. - Что ты в Польше с "зеленью"3 бабу не найдешь?

Но Кит ничего не ответил, и "стражи" снова занялись делом, покуда Злой вдруг не воскликнул:

- Эй, смотри! А это что такое?! Ничего себе!

- Ну и что? - с равнодушной тупостью в голосе отвечал ему Кит. Перчатки резиновые. В таких уборщицы горшки в сортирах моют.

- Знаю, что перчатки! Знаю! Но откуда они здесь, прямо под картиной?

Володя с ужасом понял, что допустил непозволительную оплошность, забыв свои перчатки на самом деле прямо под повешенной копией. "Конец! Конец! Конец!" - заговорил в нем внутренний голос в такт с бешено колотящимся сердцем, и он прижался ещё теснее к цементному полу камина, словно пытаясь вдавиться в него, сравняться с его поверхностью, стать мельчайшей незаметной песчинкой.

- А может, это старушенция их здесь оставила? Они ведь здесь пыль с картин стирают, вот и надела чистоплюйка, чтобы пальчики не замарать.

- Не похоже это на Петровну... - возразил Злой. - Я её в таких перчатках никогда не видал. Одно дело - сортир, ну а здесь-то зачем резину одевать, а? Не нравится мне все это, Кит, и самое главное, то, что под нашей картинкой оставлены. Может, кто шуровал тут?

На это Кит дурашливо прыснул смехом:

- Ну кому здесь шуровать? Мы же сами двери все закрыли. Говорю, обронила Петровна, больше некому. Пойдем-ка отсюда, итак надолго ушли, хватятся, марамои...

- Ладно, - согласился Злой. - Я полотно под кителем понесу до загашника нашего. Завтра у меня встреча. Пошли, только... прихвати-ка ещё эти перчаточки. Я завтра у Петровны все-таки спрошу, откуда в зале такие вот подарочки-сюрпризы.

И через минуту уже гремели ключи, все дальше и дальше, пока не затихли, скрытые тяжелыми дверями анфилады, что смотрела окнами на холодную, но незамерзшую Неву.

Володя, уничтоженный, опустошенный, измученный телесно и душевно, выполз из камина и, не в силах добрести до кресла, растянулся прямо на полу. Он, потерявший счет часам, потерявшийся в пространстве, незнакомом и безлюдном, чужом и неприветливом, уже не казался сам себе могучим, сильным, на все способным. У него не было даже уверенности в том, что эти люди, сделавшие то же, что и он, по перчаткам смогут разыскать его, отобрать картину и, возможно, убить. Но какую картину уносили они? Почему они действовали точно таким же способом, что и он? Неужели воры-милиционеры приходили за "Иеронимом"? Любопытство наконец взяло верх над усталостью, и Володя поднялся.

Почему-то на цыпочках с карманным фонарем он подошел к тому месту, где висел повешенный им поддельный "Святой Иероним", и навел на полотно узкий луч. Ничего как будто не переменилось! Старик, склонивший колени перед толстой книгой, по-прежнему смотрел с картины, но, присмотревшись внимательно, Володя увидел, что это полотно уже не было его полотном!

Почему мальчик усмотрел различие, он и сам толково не смог бы рассказать. Володя просто уловил, почувствовал разницу в тонах - кое-где автор висевшей перед ним картины чуть сгустил тона - например, в отделке облаков и в зелени, - а в иных местах, наоборот, ослабил резкость. Но Володя, так часто рассматривавший "свою" копию, не мог не заметить разницы, хотя и эта работа была выполнена безукоризненно. Художнику удалось даже сделать мельчайшие трещинки на полотне, но и они, правда, группировались по-другому, что не осталось Володей незамеченным.

"Дайте подумать! Дайте подумать! - уселся на кресло Володя, в волнении кусая ногти. - Это что же получается, сейчас всего лишь начало первого, и если бы я взялся снимать картину в два, как мне сказал Дима, то я или отказался бы от затеи и оставил бы их копию на месте, или, ничего не подозревая, - откуда я мог знать, что они там делают? - снял бы поддельного "Иеронима". Ну и дела..."