Рыцарь Шестопер

Оруженосцы приступили к подробному описанию возможных союзников, завершая каждую характеристику краткими выводами. Если им верить, получалось, что большинство рыцарей можно было поднять среди ночи, сказать «Надо!», добавив «Клянусь рыцарской честью!», и они пошли бы рубить кого угодно. В меру, конечно, без фанатизма. Тех же горожан они ни за что не стали бы убивать без веских причин.

Но и некие темные лошадки, скрытные и подозрительные типы в рыцарскую среду затесались. Один невесть на что живет, излишне тратя. Другой — покупает недвижимость, ничего раньше не имея за душой. Третий — без меры жадный и слишком многих презирает. Четвертый и вовсе поступает не по-рыцарски в каких-то важных мелочах.

Пусть Петри с Ольгердом только год (о, удалось и это выяснить попутно!) здесь подвизались при молодом рыцаре Шестопере, но сумели узнать уйму полезных сведений. Недаром говорится: о чем господа еще не догадываются или пытаются умолчать — кухарки с конюхами давно обсудили и уже забыть успели.

И что интересно, некоторые рыцари, которых Грин записал во враги и в личные недоброжелатели, оруженосцами рекомендовались как надежные соратники, которым можно доверить прикрывать спину в бою.

В любом случае он для себя сумел составить некий список из десятка, а то и пятнадцати товарищей, которых можно было утром пригласить на рандеву с фальшивым купцом. И, входя в цитадель, уже прикидывал, к кому обратиться первому.

Вот тут и пошло крушение всех планов. Стоящий на входе дежурный передал приказ:

— Шестопер! Немедленно явиться в приемную палату князя! Тебя уже по всему городу полчаса ищут, с ног сбились. Сам великий светлый волхв Гонта сюда два раза прибегал, о тебе спрашивал. А ты и сам явился не запылился.

— Понял, уже бегу! — ответил Грин, поспешно отдавая распоряжения парням: — Пока ничего не предпринимайте, но сами приготовьтесь! И это… волнуюсь я что-то, все из головы вылетело… Кто мне напомнит, как правильно надо князя приветствовать?

Уже ничему не удивляясь, оруженосцы дали ему необходимую консультацию.

Отправив их в казарму, Василий обратился к Боджи: «Может, ты где-то в другом месте пересидишь? Все-таки рядом с нами будет находиться о-го-го какой власнеч!»

«Ну и что? — хмыкнул домовой. — Если я ему на глаза не покажусь, он меня и не заметит. А нужную подсказку всяко тебе дать успею. С этими князьями всегда ухо надо держать востро, неизвестно, что им в голову взбредет. Или ты догадываешься, о чем речь пойдет?»

«Ни малейшего понятия! Разве что… граф Левадский нажаловался на мою неуместную дружбу с ведьмой? Но неужели князь станет в такие мелочи вникать?»

Хорошо хоть Василий заранее разведал, где что находится, так что в приемную палату шел прямым курсом, ничего и ни у кого по пути не спрашивая. Завидев его издалека, глава княжьей стражи нырнул на минутку в парадные ворота терема, потом появился вновь и распорядился:

— Меч тут оставляй, негоже с такой оглоблей здесь хаживать. И заходи!

Рассмотрев всех присутствующих в палате, Райкалин признал свои предположения сбывшимися. И посланник князя Берлюты здесь был со своим неразлучным надсмотрщиком и несколькими людьми сопровождения, и Зареслава, довольно вольготно, пусть и нервно расхаживающая по мраморным плитам пола. Стоял в сторонке баннерет Молнар и еще два рыцаря одного с ним ранга. Поблескивал своими доспехами маршал в окружении нескольких воевод.

Ну и на некоем подобии деревянного трона восседал неожиданно молодой, лет двадцати на вид, князь. Среди его окружения выделялась статная старуха с высокомерным взглядом, стоявшая справа от трона. А слева, опираясь на свой посох, застыл великий Гонта.

«Меня либо казнить собрались, либо женить», — обреченно подумал Василий, приветствуя главного здешнего работодателя несложным комплексом церемониальных жестов, а потом и поклоном. Мелькнула мысль, что следовало раньше отказаться от рыцарства и от службы, но кто даст гарантию, что новоявленного купца еще быстрее не отволокут под ручки к князю? Никто! Так что еще неизвестно, кем быть проще. Рыцарь — он и в Африке рыцарь, а вот купец…

С предположениями своими не угадал. Потому что без каких-либо расшаркиваний маршал шагнул вперед и заговорил ровным, если не сказать скучающим, голосом: