Рыцарь Слова

У Росса мгновенно пересохло в горле. Так вот каков ответ Госпожи на его попытку вернуть посох в Долине Фей! Ответ на его просьбу освободить его от обязанностей Рыцаря Слова. Она послала О'олиша Аманеха вразумить его, призвать к порядку. Он все еще помнил, как индеец доставил ему посох пятнадцать лет назад, заставив его, Джона, взять талисман против собственной воли. Помнил боль, которую испытал, когда впервые прикоснулся к посоху, когда магия связала их в единое целое. Тогда он решил — навсегда. В тот раз он ужаснулся. И сейчас тоже.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

О'олиш Аманех бесстрастно изучал его.

— А что я должен делать?

— Забрать посох. — Росс сделал глубокий вдох. — Вернуть его Госпоже.

Индеец отказался.

— Я не могу. Этого нельзя делать. До тех пор, пока ты остаешься Рыцарем Слова.

Росс наклонился вперед и с усилием встал. Что бы ни случилось, он хотел встретить опасность стоя. Джон потянулся к посоху и оперся на него.

— Я больше не Рыцарь Слова. Я вышел из игры. Пытался донести это до Госпожи, но она не стала разговаривать со мной. Может быть, ты сумеешь сообщить ей. Я больше не могу. А если честно, и не хочу.

О'олиш Аманех нетерпеливо вздохнул.

— Слушай меня внимательно. Когда ты стал Рыцарем Слова, ты стал им навсегда. Службу невозможно прервать. Не ты делаешь выбор. Ты принял на себя ответственность, и ответственность будет лежать на тебе до конца. Ее невозможно снять. И посох поэтому нельзя вернуть. Ты не можешь отослать его назад. Вот как обстоит дело.

Росс сделал шаг вперед, пошатываясь и чуть не падая.

— Ты знаешь, что со мной случилось? — сердито спросил он. — Знаешь про Сан-Собел?

Индеец наклонил голову.

— Знаю.

— Так почему тебе так трудно понять причину моего ухода? Я не хочу, чтобы случившееся в Сан-Собеле когда-либо повторилось в моей жизни. Я просто не вынесу этого! Так что я выхожу! Навсегда, и конец всему, и мне наплевать, какие тут у вас правила!

Он знал, что пересек некую черту, но его это не заботило. Даже страх уже не являлся препятствием. Он ненавидел свое прошлое. Он встретил Стефани, и это наполнило его жизнь особым смыслом. Впервые за много лет он снова ощутил себя живым.

Индеец двинулся прямо к нему, и Росс неожиданно для себя отпрянул, уверенный, что придется защищаться. Но здоровяк остановился, не доходя полшага, его взгляд так и буравил Джона.

— А ты думал, когда принимал на себя обязательства, что обойдешься без ошибок? Думал, ни один невинный не пострадает в результате твоих действий? Думал, мир изменится только лишь потому, что ты согласился служить, и силы твоей изобретательности будет достаточно, чтобы спасать людские жизни, все без разбору? Так ты думал, Джон Росс? В тебе было столько гордости и высокомерия? Ты был таким дураком?

Росс покраснел, но молчал.

— Позволь мне кое-что рассказать тебе, — слова индейца звучали резко, словно ножом резали. — Ты единственный человек, служащий цели, за которую многие отдали свои жизни. Ты единственный из всех людей, но не настолько особенный, чтобы рассчитывать лишь на тебя одного. Но ты действовал настолько хорошо, что больше никто не понадобился. Война между Словом и Пустотой длится долго, она трудна и ведется от начала времен. Она заложена в самой природе вещей. И ты был избран, дабы с честью встать под знамена Слова. Этого было достаточно, чтобы служить.

Но ты обесчестил себя и нашу цель тем, что опорочил наши задачи и покинул поле битвы. Опозорил себя тем, что обнародовал свой провал. Кем ты себя возомнил? Не тебе нести ответственность за те детские смерти. Не ты отбирал их жизни, не тебе и приносить себя в жертву! Этот выбор принадлежит тем силам, которые над тобой.

Росс почувствовал, как от гнева напряглись жилы на шее.

— Ну и что? Я все равно чувствую, что смерти детей лежат на моей совести, и я единственный, кому придется жить с последствиями своей несостоятельности. Из-за того, что я приложил недостаточно усилий. И я обвиняю в этом Слово или небо, или еще какой-то здоровенный кусок дерьма! Не пытайся говорить мне, что нельзя так думать! Не пытайся! Я все равно так считаю. И думаю об этом каждый день своей жизни. Я вижу лица этих детей, умирающих в меня на глазах.

Он отвернулся, слезы катились по его лицу. Он почувствовал себя побежденным.

— Я не могу больше выносить мук совести, и на этом точка. И тебе меня не заставить, О'олиш Аманех. Никому не заставить.

Он замолчал, ожидая, что будет дальше. Он почти верил: ему конец. Ну и пусть.

Но индеец не двигался. Он застыл, словно каменный истукан.

— Последствия того, что ты принял на себя ответственность за жизни других людей, не всегда приятны. Но ты уже не можешь стать кем-то другим. Ты сделал выбор, Джон Росс. Ошибки и боль — часть цены за твой выбор, но ты не можешь ничего изменить, говоря себе, будто выбора не было. Он был. И есть.

Голос огромного индейца понизился до шепота.