Рыцарь страха и упрека

— Прекрати, Павел, это уже не смешно…

Она в ужасе вскочила со стула, но сильная мужская рука легла ей на плечо.

— Сядь, милая, сядь, выпей водочки, не отказывайся.

— Ублюдок! Мразь! Отпусти меня! — сквозь зубы сипела насмерть перепуганная женщина.

Волков крепко держал жену за руку.

— Не дергайся, будет хуже, — продолжал Волков таким голосом, что испугался бы любой. — Я сейчас тебя немножко напою, я потом тюкну головой об стенку и вывозу «Скорую». Выпила женщина лишнего и упала неудачно — бывает такое. Правда ведь бывает? Я тебя даже руками трогать не стану, полотенцем возьму за шею и приложу как следует. Я бы тебя давно уже задушил, гадина, послушал бы, как хрустнут твои позвонки, когда я буду их ломать. Но в тюрьму из-за тебя, никчемной клуши, неохота садиться. Но ты мне надоела. Окончательно надоела. Пей, гадина. Давай!

Голос Павла прозвучал как звериный рык. Рукой, обернутой полотенцем, он схватил Соню за шею и сдавил ее, другой рукой потянулся за бутылкой.

Женщина вырывалась, но тщетно.

— Не хочешь пить, тварь, умрешь трезвая, я в тебя потом волью, так и быть… Иди сюда, мразь, это последнее, что ты видишь в этой жизни…

В этот момент оцепенение враз спало с Димы Нестроева, он понял, что еще секунда, и Волков впрямь убьет эту женщину. Он пьян, распален, у него истерика, ему ничего не стоит действительно ударить ее головой о какой-нибудь острый угол. Дима понял: вот он, тот момент, ради которого он пришел сюда. Он выхватил из сумки пистолет, но в эту секунду из арки метнулась тень, и комнату огласил чудовищной силы вопль:

— Нет! Нет! Нет! Ты ее не убьешь!

И в то же мгновение грохнул выстрел.

Дима ошарашенно вращал глазами. Представшая ему картина была непоправима. Метрах в трех от места, где происходила драка, стоял мальчик. Он был в слезах и дрожал всем телом. В руках ребенок сжимал пистолет. В момент появления мальчика Волков ослабил хватку. И женщина успела вырваться и отпрыгнуть довольно далеко. Сейчас она широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на ребенка, потом оба они перевели глаза вниз. Павел Волков упал рядом со стулом, на котором только что сидел. Его правый глаз залило кровью.

— Котик, что ты наделал? — прошептала Соня.

— Он мог тебя убить, — ответил мальчик. — Пойдем, мама. Нам нужно срочно отсюда уйти.

Дима не мог поверить своим глазам. Выстрел прозвучал в тот же момент, когда он сам собирался нажать на курок. Мальчишка опередил его на какое-то мгновение. Вернее, это Дима замешкался, когда услышал детский вопль. Судя по всему, Волков мертв. Дима в секунду перескочил через забор и помчался по переулку, зная, что следом за ним сейчас спешат и другие беглецы. Он бежал, не чувствуя ног, до того места, откуда увидел Соню, карабкающуюся по тропинке, и решил переждать, пока мальчик и женщина уйдут. Сел прямо на землю и заплакал. Его враг мертв. Человек, из-за которого умер его отец, из-за которого он, Дима, до конца дней будет мучиться чувством вины перед отцовой памятью, больше не существует. Но никакой радости, никакого торжества Дима не испытывал. Это сделал не он. Маленький мальчик вырвал у него из рук победу, которая была так близка и осязаема. И Дима так никогда и не узнает, почему не он убил Павла Волкова: потому что мальчик оказался первым или потому, что он сам не смог. И никогда у него не будет ответа на вопрос: а если бы женщина пришла одна, если бы мальчик не следил за ней, был бы Волков сейчас жив или нет?

Просидев так некоторое время, Дима побрел по направлению к своему дому. Был замечательный теплый вечер, народу на улицах было мало. Сезон дач и отпусков в самом разгаре. Он шел по улицам и заглядывал в лица людей, словно пытаясь прочитать в них что-то, останавливался перед жилыми домами и, поднявшись на цыпочки, заглядывал в окна первых этажей.

Везде и всюду текла какая-то жизнь. Вот молоденькая парочка ссорится прямо на улице, страсти выплескиваются через край. Чем-то эта юная хорошенькая девушка обидела своего парня, из обрывков ссоры Дима понял, что тут имеет место ревность. Звуки ссоры привлекли женщину, которая высунулась из окна, оторвавшись от своих кулинарных хлопот — из ее окна на всю улицу пахло жареными баклажанами. А вот мама с подростком несут в круглосуточную ветклинику замотанного в одеяло рыжего котика с довольно-таки бандитским выражением на морде. Двое армян шумно выясняют отношения у припаркованного черного «Ягуара». Жизнь течет. Из остановившейся на светофоре машины доносится песня группы «Умы Турман», паренек лет двадцати отбивает ритм свесившейся из окна рукой. Жизнь течет. У каждого своя. У каждого разная. И только он, Дима, замер посреди своего белого поля с холодными ветрами. Надо жить дальше. Он, конечно, не сможет забыть то, что случилось, да и не имеет права это забывать. Но жить надо. Отомстить за отца у него не получилось. Но это не тупик. Сейчас он пойдет к маме, поужинает и начнет разбирать отцовский архив. В нем ориентировался только папа, Диме разобраться будет сложно, но он же не дурак, справится.