— Может, в этом была и моя вина, — рассказывал Гай. — Я ведь сопровождал императрицу, когда она совершила свой побег из оксфордского пленения. Тогда все было слишком сумбурно и сложно, но помнится, что Матильда с каким-то особым интересом осведомилась: есть ли у меня дети? Почему она не спросила напрямик? Увы, с тех пор как мы потеряли голову от любви, прошло слишком много времени, многое изменилось, Матильду обуревали иные заботы и… И она… уже любила другого человека. Бриан Фиц Каунт из Уоллингфорда занимал все ее мысли. Он и ее война за корону. Но все же Матильда спросила о моих детях. Помнится, я сказал, что имею двух внебрачных дочерей. А она все уточняла, есть ли сыновья? Но я не придал тогда значения ее вопросу. Отшутился, что, дескать, еще достаточно в силе, чтобы заиметь наследника. Императрица заметно расстроилась, но больше не стала допытывать меня. Лишь сказала, что, видимо, так было суждено. И словно потеряла ко мне всякий интерес. Еще бы, ее ведь уже ждал Уоллингфордский Бриан!
Гай произнес это с нескрываемым отчаянием. Супруги переглянулись. Они поняли, что Гай всю жизнь любил только одну Матильду, высокородную, но недосягаемую для него женщину. И эта любовь и поныне заставляла его страдать.
— Но разве Матильда сама не ведала, где ее сын? — осторожно спросил Эдгар, когда молчание Гая затянулось.
Тот перевел дыхание. И поведал все.
Оказывается, сколько бы Риган после своей встречи с императрицей ни пыталась добиться еще одной аудиенции, ей постоянно отказывали. А ведь она хотела предъявить Матильде алмазный крестик, который был на подброшенном в приют ребенке, и рассказать о судьбе малыша. Поистине упорству Риган, ее преданности Артуру можно только позавидовать. Но императрица не желала больше касаться этой темы, как и не желала вести речи с сестрой человека, ради любви к которому когда-то поступилась своей честью. Риган рассказала, как она ездила за двором Матильды, как ее гнали, но она, сильно поистратившись в пути, все же не отступала. Было в ее разговоре с императрицей что-то такое, что казалось недосказанным, чего та решительно не желала касаться. И это давало сестре Гая надежду. Наверное, она рано или поздно смирилась бы, но, видимо, ей слишком хотелось добиться цели, и Господь откликнулся на ее молитвы.
Нет, с Матильдой ей так и не довелось больше свидеться, однако как-то, уже в Ле-Мане, Риган заметила одна из придворных дам императрицы. Некогда они обе состояли в ее штате, и сия дама — звали ее Ивета де Кемвилль — узнала былую наперсницу, увидела жалкое состояние той и приняла ее к себе на постой. Ивета де Кемвилль все еще входила в окружение императрицы, была обеспеченной и довольной своей жизнью особой. Уже овдовев, она неплохо жила в Ле-Мане, и если ее что-то не устраивало, так это скука. Поэтому она была даже рада встретить знакомую из прошлого, они подолгу беседовали, причем облагодетельствованная за долгую верную службу Ивета жила в роскоши, пристрастилась к вкусной еде и вину… Именно благодаря излишнему пристрастию к этому напитку она как-то и проговорилась. Сначала она выспрашивала у Риган о брате, вспомнила, как Матильда настолько им увлеклась, что сделала своим любовником. И забеременела от него. Но тогда уже разразился скандал из-за Гая, и рыцарь вынужден был скрываться, а Матильда с двумя верными служанками — самой Иветой и еще одной дамой — под видом богомолья отбыла в один из уединенных английских монастырей, где втайне разродилась младенцем мужского пола. По ее приказу ребенка отправили в графство Шропшир, чтобы передать мальчика отцу. Но что-то там у них не сложилось, и в итоге никто не ведал, куда запропастился малыш.
Ивета, захмелев, призналась, что первое время Матильда очень сокрушалась, что не может отыскать ребенка, но потом у нее родились сыновья от супруга, жизнь пошла своим чередом, и она постаралась позабыть тот досадный инцидент, порочащий ее честь. Однако те милости, что императрица расточала Ивете, были связаны именно с тем, что та доказала верность госпоже в столь трудное для нее время.
— Представляете, что почувствовала моя сестра, услышав подобное? — Гай повернулся к внимательно слушавшим его супругам. — Все сходилось. И по срокам, и по деталям. А таковой деталью является нательный алмазный крестик, какой был на подкидыше Артуре. Когда Риган показала его захмелевшей Ивете де Кемвилль, та сразу узнала его. Сказала, что Матильде подарил его отец, король Генрих, и она потом велела сделать себе такой же. Теперь его носит старший сын императрицы Генрих Плантагенет. Ивета даже удивлялась, откуда такой же крестик у Риган. Ибо именно его надела на шею бастарда Матильда, прежде чем велела унести малютку.