Рыцарь веры

Не сумев разглядеть в себе очарования, Федина мама не смогла и передать его сыну. Он унаследовал ее черты, но до чего же комично легли они на мальчишеское, прыщеватое лицо! Вдобавок глаза у Феди были не бархатно-карие, как у мамы, а папины, бледно-зеленые. И от отца же Феде достались отвратительные зубы, которые пришлось пломбировать сразу же, как только они толком прорезались.

Сам Федя ничуть не страдал от своей внешности, точнее – не интересовался ею. Его жизнь и без того была содержательна, потому что был он природный, прирождённый оптимист. Ему выпало повзрослеть в те времена, когда все люди вокруг них единодушно рассудили, что прежняя, благонадежная, советская жизнь порушена безвозвратно. Взрослые с возмущением или брезгливой апатией наблюдали, как у них из рук уплывает то, что они считали своим, как умирает вечное, как рушится незыблемое. Их сверстники быстро, незаметно и неузнаваемо шалели. А Федя, глядя на все это, твердо верил, что впереди все будет хорошо – наперекор всему.

Именно в таком настроении вошел он однажды июльским утром в наш университет, нашел списки поступивших и узнал, что он провалился.

Федина мама была в шоке от того, что ее сын не смог поступить в вуз. Ее давнее ощущение, что у нее за спиною стоит какое-то смутное невезение, наконец-то получило подтверждение. И – беда ведь, как известно, не приходит одна – ей предстояло еще одно испытание. Ее муж даже не огорчился как следует. Это мучило ее сильнее всего – сильнее, чем смутное ощущение ее собственной вины перед сыном. Мама винила себя и за то, что он учился и не в той школе, и не у тех учителей, и не тем предметам, и за то, что у него не было репетиторов, и за то, что она не пошла с ним на зачисление. За то, что слишком сильно верила в него. За то, что он не поступил в институт, в то время как другие поступают.

Впрочем, ничего этого Федина мама не говорила вслух. Она была весела и ровна с сыном. Спокойно получила повестку из военкомата и спокойно проводила Федю служить.

Все теперь было как полагается.

И только когда Федя уехал, она стала потихоньку плакать, когда ее никто не видел, и изредка сгоряча ругала сына бестолочью.

Глава 1. Есть такое слово – Родина

Воинская часть, куда Федю послали служить, во многом была замечательной.

Кстати. Попал туда Федя случайно, т.е. потому, что бравый майор, которому военкомат доверил Федино будущее, был близорук и не носил очков. Майор считал себя мужчиной хоть куда, а потому гнал всякую мысль о том, что у него стало пошаливать зрение. Когда строки расплывались перед его глазами, майор говорил себе, что устал, и шел домой. Дома тоже кое-что замечали. Он же не желал замечать ничего. Крепился до конца. Друзья и сослуживцы видели, как он отчаянно отмахивался от близорукости, и старались не ловить его на ошибках.

Именно этот майор отправил Горкина не в благодатное южное Приволжье и не затем, чтобы учиться управлять бэтээром, как собирался. А услал он Федю в противоположную сторону, туда, где сосновые леса и исполинские папоротники, под город Ресков и те же бэтээры ремонтировать. Случилось так потому, что попался в лапы к военкомату некий Гонкин, прежде трудившийся у нас на трактороремонтном заводе. Куда его девали, не берусь сказать, а вот Федю на два года переселили в Ресковскую мотострелковую дивизию.

Во главе этой дивизии стоял человек настолько неправдоподобный, что даже говорить о нем стеснялись и вспоминать избегали. Дело в том, что в России, которую четвертый год реформировали, вера в реальность генерал-майора Дохлина отдавала просто неприличной наивностью.

Дохлин Григорий Фомич не знал и не желал знать, что армия, которой он служит, вступает в эпоху хронического дефицита и хронической непопулярности. Для Григория Фомича пустым звуком были и военная реформа, и вывод советских войск, и сокращение вооружений, и даже его собственные препирательства с Министерством обороны из-за вопросов и сумм, которые год от года делались все смехотворнее. Любой здравомыслящий человек на его месте сделал бы вывод о том, что армии приходит кирдык. Григорий Фомич смотрел на дело совершенно иначе.

Когда-то Гриша Дохлин приехал в Ресков, надел форму рядового и принес присягу Советскому Союзу. С тех пор он сменил много мест службы. Страна, которой он присягал, исчезла. Сама дивизия переформировалась, утратив и прежний номер, и прежний состав и даже прежнее стратегическое значение.

Для Григория Фомича все осталось, как было.

Для него дивизия была лицом, которым повернулась к нему военная служба тридцать лет назад. Это лицо очаровало его на всю оставшуюся жизнь. И хотя за эти годы он перевидал много всяких других ее лиц, это лицо, единственное и любимое, всегда заслоняло их все. И Григорий Фомич положил жизнь на то, чтобы хранить его.

Соответственно этому он и действовал.