Рыцарь-ворон (СИ)

Она помолилась и легла в постель, прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу, из залы, где, за длинным общим столом, остались сидеть мужчины. Граф тоже был там; когда она поднималась наверх, то видела, как он осушает большой кубок с вином. А напротив, как ни странно, сидел Лайонел. Он тоже пил.

Эдель ворочалась с боку на бок, досадуя, что муж не идет. Вот так всегда: когда чего-то боишься, ужасное обязательно с тобой случается; когда же страх подавлен, и начинаешь спокойно ждать неизбежного, - оно, как будто нарочно, обходит тебя стороной.

Наконец, дверь скрипнула, и Эдель, лежащая на боку лицом к ней, при свете зажженного шандала увидела на пороге графа. Он захлопнул дверь, но не шагнул к кровати, а неловко оперся плечом о косяк. Эдель услышала его тяжелое дыхание, уловила идущий от него запах, и поняла, что он пьян.

«Господь всемогущий, дай мне силы вытерпеть. Не оставь меня. Я буду сильной. Буду храброй... Только бы поскорей!»

Она села на постели и спросила:

- Помочь вам раздеться, мессир?

Он издал тихий смешок, который не понравился ей.

- Раздеться? Нет, благодарю, мадам.

Язык его слегка заплетался. Де Турнель был пьян больше, чем она ожидала.

- Я ждала вас.

- Даже ждали? Как это мило с вашей стороны.

- Мессир... Быть может, приказать принести вам воды?

- Я просто вас не узнаю, мадам. Что с вами? Вы не заболели? Ждете меня... Хотите раздеть... Подать воды... Право, я тронут такой заботой. Моя ласковая, верная, честная жена!

Последние слова были полны какого-то нескрываемого сарказма. Да что это с ним? Или вино всегда так на него действует?

- Я, действительно, хочу помочь вам... Чему вы смеетесь? Что смешного я сказала?

- Ничего. - Он, наконец, оторвался от косяка, сделал два шага к кровати и склонился над Эдель. Рот его криво улыбался, но глаза были темными, холодными и злыми. - Вы ничего не сказали. Вы промолчали. И я попал в ваш силок.

- В какой силок?

Он сжал ее плечи так, что она едва не вскрикнула от боли.

- В какой силок? В женитьбу на вас, мадам, вот в какой! Если б я знал о вас все с самого начала! Но нет, все молчали: и вы, и король с королевой! Если б я знал правду!

- Какую правду?

Но он не отвечал, только затряс ее, как сумасшедший. Эдель не на шутку испугалась. Что, если сейчас он изобьет ее? Сломает ей нос, как этой бедной Мириам...

- Мессир, успокойтесь, прошу вас! Какая правда? Что я от вас скрыла? Если вы о Лайонеле... то это все неправда, клянусь вам в этом жизнью своего сына!

- Вашего сына! Вашего сына! - вдруг расхохотался он сатанинским смехом. Затем отпустил ее и вышел, пошатываясь и изрыгая проклятия, оставив ее в полной уверенности, что его так называемая болезнь - не что иное, как расстройство ума. Но тогда - как можно заразиться ею?..

7. В Карлайле

На другое утро Эдель с удивлением заметила, что вся поспешность, с какой муж старался совершить путь от Лондона в Карлайл, куда-то исчезла. Они выехали из харчевни довольно поздно, уже за полдень, и в этот раз двигались куда медленнее.

Эдель удалось перекинуться с Лайонелом несколькими фразами. Она попросила его разузнать о детях графа и его болезни. Когда же он вновь спросил о прошедшей ночи, она вкратце рассказала о произошедшей вчера странной и страшной сцене между нею и мужем.

- Он выглядел сумасшедшим. И говорил как безумец. Просто пьяные так себя не ведут, Лайонел.

- О чем же он говорил?

- Я немногое поняла. Что-то о моем молчании... о силке в который он угодил, женившись на мне... Под конец он жутко расхохотался и ушел. Может, вчера вечером за столом кто-то что-то сказал ему?

Лайонел пожал плечами:

- Не знаю. Я ничего не заметил, а ведь я сидел напротив него.

Эдель вздохнула:

- О Господи, пусть он пьет, сколько хочет, но не будет сумасшедшим! Я так испугалась...

Лайонел злобно кусал губы.

- И я не могу защитить тебя от этого злобного зверя! Я самый несчастный и ничтожный из людей!

- Не говори так... Но тише. Эта Мириам, мне кажется, она следит за мной... Я поеду вперед.

...Чем ближе подъезжали они к Карлайлу, тем тяжелее становилось на душе Эдель. Мысли о Дике, о том, как он узнает, что она вышла за норманна, терзали как нескончаемая пытка. В конце концов, она не выдержала и решила поговорить с де Турнелем.

Она долго приглядывалась к нему. Вчерашняя буйная вспышка оставила на нем свои следы: он был чрезвычайно раздражен, мрачен как никогда, ни разу не посмотрел в ее сторону и на ее утреннее приветствие не ответил даже кивком.

Но, каким бы он сегодня ни был, ей придется попросить его кое о чем...

- Вы не в своем уме, мадам, - вот что ответил он на ее просьбу.

- Дик ненавидит норманнов. Они убили его отца, он знает об этом. Мессир, когда он привыкнет к вам, когда узнает вас лучше... тогда я... или вы... или мы вместе... скажем ему, кто вы.

- Чушь. Я не собираюсь лгать никому, даже ребенку. Пусть сразу узнает правду. Правда, мадам, не убивает. Убивает ложь.

- Вы не понимаете. Дик не такой, как все дети...

Он что-то пробурчал про себя, кажется, очередное проклятие.

...- Он очень ранимый. Очень. Это всего на несколько дней. Умоляю вас. Всеми святыми!