Рыцарь зимы

– Эндрю, – произнес добродушный здоровяк, – ты хочешь сказать, что предпочитаешь тяготы жизни оруженосца вольному быту актера, свободному от всяких обязанностей и странствующему с чудесными спутниками? Впереди ждет настоящий ад, мой дорогой друг, а если потерпишь неудачу, тебя спишут со счетов, даже не задумавшись о твоей дальнейшей судьбе. Если же ты и впрямь пройдешь эту безумную подготовку, тебя запихнут на вонючий корабль и отправят в чужие земли, где местные говорят на варварском наречии, где все не так, как здесь. Оказавшись там, ты, возможно, проживешь достаточно долго, чтобы пожалеть о своей судьбе, но рано или поздно (и скорее всего, рано) тебя поразит какая-нибудь жуткая болезнь, или сожрет лев, или сарацин снесет с плеч твою голову.

– Значит, вам не завидно? – спросил Эндрю безжизненным голосом.

– Ничуть, мой бедный Эндрю, – с улыбкой произнес Патрик. – Напротив, мы бы сочли твое будущее достойным сожаления, дорогой, которую нужно избегать любой ценой. Мы бы ни за что на свете не захотели стать оруженосцами. Эндрю, я сам из хорошей семьи – мой отец уважаемый шляпник в Стратфорде-на-Эйвоне, и с его влиянием я мог бы с легкостью стать оруженосцем, по мановению его… шляпы. – Артур задорно рассмеялся, и Патрик продолжил: – Но я бы этого не хотел. Это же ад на земле, друг мой. Зачем? Бродить повсюду в железном доспехе, чтобы по шлему лупили мечами и палками, пытаясь выбить из меня дух? А потом отправиться в какую-нибудь забытую Богом страну под палящим солнцем, где рыцарь, считающий своего оруженосца ничтожеством, скормит меня волкам, если так будет ему угодно? Тьфу!

– Но… – выпалил Эндрю, – как насчет долга? А сражаться за Святую землю? А как же храбрость и честь? Не говоря уже о том, что однажды ты и сам мог бы стать рыцарем?

– Брось, – произнес Артур. – За одну неделю я успеваю побыть королем, принцем и рыцарем-злодеем с такой черной душой, что равный ему еще никогда не ступал на землю Англии. Сегодня я играю правителя в мистерии «Ирод Великий», завтра Патрик скажет, что мы ставим «Ноев ковчег» и я буду исполнять роль Гласа Божьего. Так что сегодня я правлю миром, завтра – и небом и землей, и при этом, Эндрю, не подвергая свою жизнь и здоровье ни малейшей опасности.

– Но это всего лишь игра. А я бы хотел настоящей славы.

– В таком случае радуйся своей удаче, Эндрю, – произнес Патрик, – но не сожалей и не печалься о тех, кого оставляешь позади. Мы счастливы, занимаясь своим ремеслом, которое любим всей душой. Доброй тебе удачи, мой юный друг. Нам будет не хватать нашей накрашенной госпожи с румяными щечками и трепещущими ресницами. Должен сказать, Эндрю, девушка из тебя получилась куда лучше, чем оруженосец. Ну-ка, скажи для нас всех еще разок свою чудесную строчку: «Поцелуй-ка меня, любимый, ведь мои губы слаще меда, и ты воспаришь вместе с птицами»!

– Не стану я этого делать! – жарко возразил Эндрю. – Мне потребовалась вся смелость, чтобы сказать это перед толпой заросших пьянчуг!

Парни рассмеялись, услышав это, и окружили Эндрю, желая ему всех благ, о которых он только мечтает. Они хлопали его по спине и поздравляли, говоря, что им будет крайне его не хватать, а затем отпустили с добрыми напутствиями, необходимыми тому, кто расстается с друзьями, к которым успел привязаться.

Эндрю оставил актеров и вернулся к дому своего благодетеля. Хозяин представил его старому Фоггерти, который должен был, в конце концов, сопроводить юношу в деревню Крессинг. У старого Фоггерти осталась только одна рука, к тому же он был тощ, как уличный пес, но при этом силен, как вековой дуб. Уцелевшей конечностью он махал мечом не хуже лучших солдат и продемонстрировал мальчику свои приемы, колющие и режущие удары. Старина Фоггерти носил белую бороду, длинную, как копье. Его глаза слезились, но разум оставался острым и цепким, а мышцы – крепкими.

– Однажды я стану слабым, как котенок, – сказал он Эндрю, – и в этот день буду весьма признателен, если ты отправишь меня на вечный покой.

– Я не смогу этого сделать. Я ведь только что познакомился с тобой.

– Вот и хорошо – лучше пасть от руки чужака, а не друга.

– Почему?

Старина Фоггерти не ответил. Похоже, он сочинял подобные поговорки по мере необходимости.

– Хозяин сказал, что тебе понадобится лошадка, – произнес он, ведя Эндрю в конюшню. – Я знаю, о какой он говорил.

– Лошадка – для женщин! – возразил Эндрю. – Я не поеду на какой-нибудь кобыле! Мне обещали жеребца, ведь я рано или поздно буду сражаться с драконами.

– Вот как? С драконами?

Эндрю не раз слышал рассказы о том, что где-то далеко в мире водятся драконы, которые убивают только для того, чтобы услышать человеческий крик.

– Ведь в дальних странах есть драконы, разве нет?

– Да-да, – пробормотал старина Фоггерти, махнув рукой, – так мне говорили, хотя я ни разу не видал ни чешуйки, ни клыка. Говорят, они и у нас были, в Кемри.[1]

– Сам видишь, не могу же я выехать против дракона на пони.