Тяжелые, низко проплывающие над землей тучи наконец извергли из себя холодные водяные потоки, отчего зловещая тьма как будто сгустилась еще больше. Королева печально взглянула на пергамент, зажатый в руке, потом со вздохом захлопнула окно. Шум ветра и проливного дождя стал глуше.
Поднявшись со стула, она обернулась к Америи, своей служанке.
— Разбуди Джилли. Скажи ей, пускай немедля идет сюда.
Служанка кивнула и выскользнула в один из многочисленных коридоров, выходивших из Главной залы. Пока она бесшумно поднималась по винтовой лестнице, неся перед собой свечу, мерцающий огонек слабо освещал широкие каменные ступени, и тени разбегались во все стороны.
Джилли только-только начала засыпать, когда занавеска балдахина отодвинулась и кто-то позвал ее по имени. Приподнявшись, она некоторое время вглядывалась в полутьму, не сразу узнав Америю.
— Госпожа Джилли, Ее Величество ожидает вас в Главной зале. Она просила вас прийти немедленно.
Джилли, не раздумывая, быстро накинула на себя красный бархатный халат. Интересно, зачем она понадобилась королеве в такой поздний час? Сунув ноги в мягкие домашние туфли, она кивнула.
— Я готова.
При тусклом свете все той же единственной свечи они вышли из спальни, и теперь огромные качающиеся тени сбегали по лестнице впереди них.
Главная зала, к удивлению Джилли, оказалась освещена сразу десятками свечей. Это было так непривычно странно: король Генрих отпускал Элинор весьма скудные средства, ей приходилось урезывать себя во всем и жить почти в полутьме. Королева, сидевшая в кресле, ласково подозвала к себе свою ученицу, прожившую у нее уже более трех лет, и указала на скамеечку возле своих ног.
Когда девушка села, Элинор долго разглядывала ее нежные черты и молчала.
— Ваше Величество, вы не больны? — обеспокоенная необычным выражением лица своей госпожи, спросила Джилли.
— Нет, милая, я здорова.
Джилли, обожавшая свою покровительницу, вздохнула с невольным облегчением и принялась терпеливо ждать, когда Элинор объяснит ей, что случилось и зачем она понадобилась ей так срочно.
Королева задумчиво прищурилась. Девятнадцатилетняя Джилли была уже совсем не та милая девочка, которая когда-то явилась в замок. Теперь она превратилась в настоящую красавицу. Ее черные как смоль волосы струились вдоль щек, идеально обрамляя бледное лицо. Глаза были даже не голубые, а ярко-синие, что в сочетании с черными волосами невольно привлекало взор. Да, она была очень хороша, и Элинор надеялась, что это хоть отчасти облегчит задачу, которую ей придется поставить сейчас перед своей ученицей.
— Много ли ты помнишь из своего детства? Джилли послушно наморщила лоб.
— Самое раннее, что я вспоминаю, — это монастырь и нашу настоятельницу, матушку Магдалину. Да, с ней связаны все мои детские годы. Впрочем, — девушка улыбнулась собственным мыслям, — она, кажется, совершенно не знала, что ей со мною делать.
— Настоятельница делала все, что ей было велено, в точности следуя моим указаниям. Что еще ты помнишь?
— Помню Хэмфри, нашего славного садовника, — без него мне было бы в обители совсем одиноко. Это он три года назад привез меня к вам. Я до сих пор скучаю по нему — ведь в монастыре он был моим единственным другом. Представьте, Хэмфри всегда готов был помочь мне и в нужную минуту всегда оказывался рядом.
— Мне жаль, что пришлось обречь тебя на долгое затворничество. Но это было необходимо, и вскоре ты поймешь, почему.
Джилли глядела на нее задумчиво и внимательно.
— Ваше Величество, сколько лет я провела у Скорбящей Богоматери? Я не помню точно, когда меня туда привезли.
— Тебе тогда было всего два года, Джилли. Немудрено, что ты не помнишь. Сюда ты приехала в шестнадцать. А в следующем году тебе уже исполнится двадцать лет. — Она взяла девушку за руку. — А что-нибудь, кроме монастыря, ты помнишь?
— Нет, Ваше Величество, ничего. Помню, что в детстве я воображала себя дочерью знатного лорда и представляла, как когда-нибудь он явится и заберет меня из монастыря. Это потому, что ко мне относились несколько иначе, чем к другим девушкам. — Она подняла глаза на королеву, и их взгляды встретились. — Но разве могла я мечтать, что за порогом обители меня ждут ваше великодушие и доброта.
— Скажи, дитя мое, была ли ты счастлива здесь эти три года?
— О да, Ваше Величество! Я хотела бы остаться с вами навсегда.
— Эта тюрьма не годится для тебя, Джилли Ты молода и должна еще многое успеть в своей жизни.
Джилли смотрела на нее с растущим беспокойством. Она вдруг вновь почувствовала себя страшно одинокой, как тогда в монастыре.
— Но… вы не собираетесь отсылать меня, правда?
— Видишь ли, в твои годы многие женщины имеют уже мужа и детей.
Джилли затаила дыхание. Она по-прежнему не понимала, к чему королева завела этот разговор.
— Вы мною недовольны? Я чем-то огорчила или разочаровала вас?