Рыцарь золотого веера

– Они увидели свет лишь для того, чтобы служить вам, мой господин принц. Только для этого. Мне доставляло удовольствие вынашивать их, растить их для этой цели. Я надеялась, я молилась, чтобы мы заключили перемирие с Токугавой на этот сезон. Принц не может жить вечно. Даже принц. Я надеялась дождаться этого и потом иметь дело только с его сыном. Но если так не получается, мы будем сражаться, как и предлагает господин Санада. Изо всех сил. У нас здесь в заложниках сам дьявол, злой дух, постоянно стоящий за плечом принца. Его нужно уничтожить.

Уилл обернулся, ногой отшвырнув столик, его левая рука опрокинула служанку на спину, тарелка со снедью отлетела всторону. Всё-таки англичанин взял верх. Но он замер, оставаясь на коленях, не в силах оторвать взгляд от четырёх женщин. Четырёх женщин. Асаи Едогими в белом кимоно, ничуть не изменившаяся за пятнадцать лет. По правую руку от неё – Асаи Дзекоин, гнев на её лице виднелся даже сквозь маску белой краски, прятавшей эмоции её сестры. Слева от неё стояла незнакомая ему женщина. А позади них – высокая фигура Пинто Магдалины.

О Боже, подумал он. О Боже. Но его глаза застлало пеленой. Её лицо скрывалось под толстым слоем краски, и он не мог разобрать выражение её глаз. Но это была мать его сына.

А стражники были уже у его плеча. Попытайся он подняться, и его рассекут пополам.

– Андзин Миура, – самурай, моя госпожа принцесса, – напомнил Санада. – У него есть право на сеппуку.

– Нет. – Едогими не сводила глаз с Уилла, глаза её превратились в крошечные озерки бездонной черноты, дыхание столь глубоко, что кимоно на груди ходило ходуном. – Нет. У этого человека нет никаких прав. Он потерял свои права пятнадцать лет назад, накануне Секигахары. Я убью его, господа. Своими собственными руками.

Стражники шагнули вперёд, схватили Уилла за руки. Он мог бы стряхнуть их одним движением плеч. И всё же он не поднимался с колен, пригвождённый её взглядом.

– Но не сейчас, – сказала Едогими, самообладание вновь вернулось к ней. – Пока он жив, его считают талисманом Токугавы. Пусть так оно и останется – до тех пор, пока принц снова не займёт своё место в той долине, перед крепостью. В то утро, когда вы, мой господин Санада, поведёте в бой свою армию, – в то утро Андзин Миура умрёт, и голова его, насаженная на копьё, будет красоваться над нашими укреплениями, подбадривая наших воинов и приводя в ужас Токугаву. Они хотели сражаться с нами с помощью этого дьявола. Мы швырнём этого дьявола им в лицо.

Стражник сунул руку за пояс Уиллу, выдернул короткий меч и швырнул его на пол.

– А до тех пор, моя госпожа принцесса? – спросил Норихаза. Губы Асаи Едогими дрогнули. Не было никакого сомнения

– Она улыбалась.

– А до тех пор, – ответила она, – мы покажем ему, что значит предать Тоетоми. Пусть его вопли поразвлекут нас. О чём ты мечтаешь, когда твоё тело поглощено болью, твой разум – страхом, а твоё сердце – гневом? Когда сама жизнь стала непереносимой, а завтрашний день – немыслимым. Тебе хочется дать волю своим мечтам об отмщении.

Ведро ледяной воды водопадом обрушилось на его лицо, и он шевельнулся. Какая глупость! Стальные бритвы вонзились ему в запястья, и он, наверное, застонал. Или заплакал. Ведь разве не исполнялись все желания принцессы Едогими? Если она приказала, чтобы человек кричал, как грудной младенец, то так тому и быть.

А здесь, на его кистях, были даже не бритвы. Просто верёвки. Но он уже висит на них так долго. Только стоя он мог дать какой-то отдых рукам, а чтобы стоять сейчас, нужно было собрать в кулак всю свою волю – ведь, встав, он позволит крови хлынуть по рукам к пальцам, а это была агония. Это была агония.

Стоять было проблемой ещё и из-за коленей, которые совсем ослабли. Ослабли от страха, от ожидания, от ненависти?

Он видел, как стражник запалил факелы и тёмная комната озарилась прыгающими языками пламени, рваные тени заплясали вверх и вниз по стенам. Теперь он стоял, и руки его расслабились. Бритвы теперь были не снаружи, а внутри рук. Он поднял глаза к низкому каменному потолку, к кольцам, ввинченным в потолок. Потому что иногда, забываясь в полусне, он думал о Самсоне. Он был большим, сильным мужчиной, а это всего лишь железные кольца, закреплённые в камне. Собрать все силы, потянуть посильней, и они, возможно, вырвутся. А что потом? Эта камера – в основании башни Асаи. И разве не может случиться такого, что он потрясёт это основание и все здание развалится на куски, а Асаи Едогими, Асаи Дзекоин и Пинто Магдалина вылетят из своих постелей и рухнут сюда, к нему, в эту камеру? Какой крик радости вырвется из груди Токугавы, если башня Асаи рухнет!