Кольцо багрового огня пробежало по шипу, и пирамидка засветилась тусклым алым огнем. Мгновением позже вспыхнули и остальные, еще менее ярко, сиянием угасающих углей.
– Вон там непорядок, – сказала первая фигура, указывая на пирамидку в северном углу квадрата, с вершины которой летели фиолетовые искры. – Основание ориентировано неправильно… И вот эту, – она ткнула в пирамидку, стоявшую в середине ее юго-восточной стороны, чье свечение было оранжевым, – надо подвинуть немножко к центру.
Оба приказа были выполнены, искры перестали лететь, и огонь цвета апельсина сменился на кровавое сияние.
– Тестирующие заклинания показали, что все в порядке. – Первая фигура встала, отряхнула ладони. – Поздравляю вас, братья, мы справились с заданием успешно. Площадка готова и сокрыта. А это значит, что черный свет по-прежнему над нами.
– Черный свет над нами! – дружно отозвались остальные.
Пирамидки потухли, превратились в пятна тьмы в сгустившемся мраке. Фигуры двинулись туда, где оставили рюкзаки и пластиковые пакеты с мусором. Забрали то и другое, прошли сквозь стену из тумана и исчезли в зарослях. Трое зашагали в сторону Дворца спорта, остальные – к проспекту Гагарина, к ближайшему выходу с территории парка «Швейцария».
Короткая летняя ночь прошла, и часа в три начало потихоньку светать.
Окружавшая поляну стена тумана на мгновение проявилась из мрака – белая колышущаяся поверхность. А затем точно выцвела, стала прозрачной, как воздух – вместе с самой поляной. Ранний странник по недрам «Швейцарии», подошедший вплотную к утыканной прутьями невидимой канавке, увидел бы, что прямо от его ног начинается откос, крутой, покрытый кочками и поросший крапивой.
Может быть, удивился бы, куда делись старые вязы и поляна меж ними, но в любом случае не усомнился, что представшее его глазам – реально. И отправился бы дальше, выбирать более удобное для спуска место.
Олег сидел в земляной трубе кяриза по пояс в ледяной воде, слушал журчание потока и нервно сжимал автомат. Он видел уходящий вперед отрезок подземного водостока длиной метров пять, до самого поворота. Из-за поворота падал слабый свет, там была дыра, выход на поверхность, и с той же стороны приближались равномерные медленные шлепки.
Он знал: это движется нечто ужасное, что сожрет его и раздавит, обратит в груду мертвого мяса. И не имел сил для того, чтобы поднять оружие, не мог даже обратиться в бегство.
Страха не было, лишь тупое безразличие, что накатывает после многочасового марш-броска по пыльным горам, когда тебе все равно, что произойдет с тобой, с твоими товарищами, когда ты можешь только вот так сидеть и покорно ждать то ли подарка судьбы, то ли пинка.
И еще Олег не помнил, как попал в этот кяриз, почему оказался один, и это пугало…
Шлепки приблизились, от них начали вздрагивать стенки тоннеля, стал подпрыгивать крепкий, почти окаменевший свод. А потом затихли, словно нечто, их производившее, замерло и прислушалось в надежде уловить человеческое дыхание. Из-за поворота высунулось нечто длинное, то ли ствол винтовки, то ли нос неведомой твари.
Олег напрягся до хруста в суставах, поднял автомат и…
…Оказался перед мечетью с лазурным куполом и уходящей вверх желтой стрелой минарета, вновь один, в «лифчике», в рюкзаке, с набитым подсумком. Услышав шорох, развернулся и обнаружил, что вплотную за его спиной – прилавок, на нем – гора апельсинов, а еще выше – черная физиономия дуканщика.
Тот заулыбался, показывая белые блестящие зубы, покачал головой в люнги – пышной чалме. А затем медленно поднял руки, в которых была зажата граната. Один рывок, и в стороны полетит веер осколков, для коих человеческое тело – немногим плотнее воздуха…
– Шурави, – сказал дуканщик. – Шурави! Аллах акбар!
Олег напрягся, понимая, что не успевает сделать ничего, даже шевельнуться, и…
Граната полыхнула, словно тысячи солнц, он вскрикнул и поднял голову. Обнаружил, что зверски болит затылок, ломит нос, ноет ушибленная коленка, на руках болтаются наручники, а сам он сидит на заднем сиденье несущегося через ночь автомобиля. Мелькнул в свете фонарей сине-белый дорожный указатель «Опалиха», и машина с ревом пошла вверх, забираясь на эстакаду.
– Очухался? – спросил кто-то с переднего сиденья.
– Да, – ответили справа. – Вырубить?
– Давай, – согласились спереди, и, прежде чем Олег успел хотя бы дернуться, к лицу его прижали нечто холодное, сладко пахнущее, и он мягко уплыл в глубокую темноту без видений.
Выбраться из нее оказалось нелегко.
Пришлось несколько раз потрясти головой, поморгать, чтобы понять, что с глазами все в порядке и просто вокруг царит мрак. Олег пошевелился, звяканье и боль в запястьях дали знать, что наручники с него не сняли. Мгновением позже напомнили о себе полученные во время боя повреждения, и он скривился, зашипел от боли и шепотом выругался, помянув ершову бабушку.