Рыцари

Глориана с грустью подумала о том, проснется ли она завтра в этой же комнате.

- Прости меня, - сказала она ласково. - Я не сомневаюсь в твоей чести и знаю, что от твоей руки не пострадают невинные.

Дэйн снял камзол, но остался в рубашке и штанах. Он подошел к ночному столику возле кровати и достал из ящика небольшой флакон. К тому моменту вспышка гнева уже прошла, и в его глазах Глориана читала только нежность.

Он пододвинул один из стульев поближе к кровати и сел на него, положив ногу Глорианы к себе на колено. Аккуратно сняв с нее туфельку, он принялся растирать ей ступню. Глориана ахнула от неожиданности.

- Я это сказала в шутку, милорд, - торопливо пробормотала она.

Кенбрук ничего не ответил. Из флакона он вылил на ладонь немного золотистого масла и принялся пальцами обеих рук массировать ее правую ступню.

Глориана блаженно вздохнула, закрыла глаза и откинулась на спинку стула.

- Вам приятно, миледи? - поддразнил он.

Глориана чувствовала что-то очень похожее на сексуальное желание, только более духовное, нежели физическое, более возвышенное. - О, - выдохнула она, - даже слишком! Подушечками больших пальцев он втирал в ее кожу душистый бальзам.

- Никакое удовольствие яе может быть «слишком» для тебя, моя милая, - произнес он своим низким чувственным голосом, который заставил Глориану забыть о разговоре с Элейной, о скорой войне с бароном Мерримонтом, обо всем на свете.

Она чувствовала, что тает, как воск, все больше и больше сползая со стула.

- М-м, - протянула она. В этом мире не может быть ни зла, ни страданий, ни печали. Как она ошибалась, думая так...

Кенбрук рассмеялся и поставил к себе на колени другую ее ногу. Глориана вздрогнула и открыла глаза, когда он снял с нее вторую туфельку.

- Ты словно кошка, греющаяся у огня и потягивающая спинку, - сказал он. - Чтобы привести тебя в хорошее расположение духа, мне достаточно будет только почесать тебя за ушком.

Сердце Глорианы переполнилось любовью к Дэйну, еще более сильной оттого, что она могла потерять его в любую минуту. С нежностью и болью она вглядывалась в освещенное огненными бликами лицо своего мужа.

- Положи меня в свою кровать, - молвила она, - и мы дадим начало новой жизни.

Он продолжал массировать ее ступню.

- Что ж, - ответил он, - такое предложение не лишено приятности. Но мне кажется, что ты уже и так беременна.

Глориана положила руку себе на живот. Такая мысль до настоящего момента еще не приходила ей в голову.

- Откуда тебе знать? - прошептала она с благоговейным страхом. - Ты что, видишь будущее, как Элейна?

Дэйн хохотнул и нагнулся, чтобы запечатлеть поцелуй на ее колене. Потом он поднял голову и весело взглянул на нее.

- У меня нет никаких других волшебных сил, кроме тех, что дает мне твоя любовь, - сказал он.

Глориана вспыхнула от удовольствия. Если это ее любовь наделила Кенбрука такими невероятными силами, то...

- Но тогда почему ты так уверен, что я ношу твоего ребенка...

- Сына, - уточнил Дэйн, блестя глазами. Он потянулся за флаконом с маслом и поднялся со стула, спустив на пол ноги Глорианы.

- Честно говоря, первой мне хотелось бы дочку, - продолжал он. - Они приносят утешение материнскому сердцу, когда супруга долго нет дома.

Эти слова опечалили Глориану, но она твердо решила радоваться каждому мгновению, проведенному с мужем.

Протянув Глориане руку, Дэйн помог ей подняться.

- Ну и когда же я зачала вашего сына, милорд? - спросила она с усмешкой на губах.

- Сегодня, - уверенно сказал Дэйн, - в римских банях.

Глориана снова почувствовала на себе тепло источника, дразнящие пузырьки и твердую упругую мужскую плоть, двигающуюся внутри нее. Ее взгляд случайно упал на флакон с маслом, зажатый в руке Дэйна.

- Вы берете это с собой в постель, милорд?

- Да, и еще кое-что, - ответил Дэйн, кивнув головой в сторону кровати.

Она послушно подошла к постели и сбросила с себя платье. Через несколько мгновений за ним на пол последовала и прозрачная сорочка.

Огонь в лампах и жаровнях догорал, стоны и вскрики своим эхом наполнили башню. Мечась в экстазе, Глориана думала, не примут ли суеверные слуги эти звуки за плач не нашедших покоя душ.

Утром они снова занялись любовью. Крепкое тело Глорианы дугой выгибалось под мускулистым телом мужа, а он покрывал поцелуями ее грудь и нашептывал ей на ухо слова любви.

Рассвет окрасил серое небо в розовые и золотистые тона. Открыв глаза, Глориана увидела, что Дэйна уже нет в комнате. По утрам было довольно холодно, но в жаровнях был предусмотрительно разведен огонь. На подушке Дэйна во вмятине, оставленной его головой, лежала медовая булочка.

В теле Глорианы все еще вибрировали отголоски страсти. Она присела на постели и принялась за булочку. На другой стороне озера в часовне замка Хэдлей уже звонили утренние колокола, собирая верующих на молитву.

Глориана потянулась. Нужно будет договориться, чтобы и в Кенбрук-Холле проводили службу, но это потом, а сейчас она чувствовала себя блаженно-лениво, ей ничего не хотелось делать. К тому же небо хмурилось, казалось, собирался дождь.