Рыцари Белой мечты. Трилогия (СИ)

— Немедленно! Нажмите на курок! Пли! — командный голос, или же рефлекс, или же страх сыграли своё дело, неизвестно, — но револьвер выстрелил.

Да, сильный толчок Кирилл Владимирович почувствовал, заболела левая часть живота: пуля, похоже, ударила неподалёку от ребра. Сизов снял панцирь, посмотрел недоверчиво на нетронутый китель, а потом начал смеяться: пуля застряла в металле.

— Вот видите, Виктор Павлович! И как думаете, что ценнее, моя жизнь или несколько тысяч рублей? А жизни других я ценю не менее, чем свою. Надеюсь, мой Экипаж получит ассигнования на покупку достаточного количество панцирей?

— Д-да, я н-надеюсь, — Виктор Павлович закрыл глаза и начал заваливаться на спину: обморок…

Тула разительно отличалась от Москвы: никакой первопрестольной, мещанской лени и медлительности, вороха чиновников разных мастей. А главное не было седовласого дворянства, заверяющего в преданности режиму, а всего через несколько недель уже готового "переродиться" в опору демократии и республики. К тому же свита Кирилла Владимировича заметно сократилась: множество под разными предлогами задержалось в Москве, памятуя о случае с чиновником министерства финансов Виктором Павловичем Душегубиным.

Да и обстановка на Императорском Тульском оружейном заводе оказалась очень деловой. Кирилла Владимировича Сизова встретило начальство завода и несколько инженеров, а также с десяток изобретателей и самородков, желавших показать свои творения. Казавшийся невнимательному человеку скучающим в этой обстановке Кирилл взирал на станки, рабочих, трудившихся на благо империи, собиравшим оружие (в жутких, конечно, для современника Сизова условиях), и внезапно оживился. Он всмотрелся в лица двух "самородков", что-то безуспешно пытавшихся доказать заводским инженерам. Черты этой пары показались Кириллу очень знакомыми. Где же он их видел? Внезапно в голове пронеслись схемы пулемётов и пистолетов, всплыли в памяти кадры хроник какого-то очередного Съезда, вручение наград, заводские собрания, бегущие в атаку советские солдаты, платящие своей жизнью за свободу Родины… Точно! Кирилл узнал тех двух самородков. Худое лицо, заострённые уши, военная, даже кавалерийская выправка, длинный и тонкий нос, внимательные и любознательные глаза, задумчивое выражение улыбчивого лица, выпирающий кадык, левая бровь поднимается при разговоре выше правой. Одним из тех самородков был Фёдор Васильевич Токарев, из донской казачьей семьи, в четырнадцатом году практически успевший провести испытания винтовки собственного образца (он даже своими руками её собирал, изготавливал детали!), но — пришла война. А затем служба есаул, командование сотней двадцать девятого Донского казачьего полка, возвращение на завод в Сестрорецке. Похоже, Токарев приехал сюда специально для того, чтобы всё-таки суметь "пробить" изготовление винтовок. Вторым же "самородком" оказался Василий Алексеевич Дегтярёв: широкое волевое лицо, пристальный взгляд маленьких глаз, мощный подбородок, выгнутые колесом брови. Этот потомственный оружейник оторвался от работы над проталкиванием наверх своего автоматического карабина под японский патрон. Целый год мучений, и тишина в ответ. Что ж, немудрено, что Василий Алексеевич решил попробовать счастья и пробиться к представителю царствующего дома. И был немало удивлён, как и Фёдор Васильевич, когда к ним первым подошёл Кирилл Владимирович Романов, кивнул, как старым знакомым, отправил заводского инженера за бумагой и химическим карандашом.

— Как продвигается работа над вашей винтовкой, Фёдор Васильевич? А что получается с карабином, Василий Алексеевич? Как вообще оцениваете положение дел в стране? — Кирилл Владимирович внимательно посмотрел в глаза оружейникам. — Только попрошу Вас быть предельно откровенными. Мы не на празднике, чтобы слушать хвалебные речи, и тем более не на похоронах, чтобы не говорить о плохом. Хотя…скоро может и до этого дойти.

— Неимоверно сложно продвигается, — первым пришёл в себя от неожиданности Токарев. Здесь, наверное, сыграла врождённая уверенность, нередко переходящая в наглость, казаков, на равных говоривших и с Богом, и с царём. — Боюсь, дела обстоят не лучшим образом. Нет, конечно, всё не так плачевно, как в пятнадцатом, не приходится нещадно напрягать силы для производства огнеприпасов. Но всё равно — сложно.

— Однако я всё-таки думаю, что в предстоящем наступлении патронный и винтовочный голод всё-таки не будет так остро чувствоваться, — продолжил Дегтярёв.

— Что ж, это всё-таки обнадёживает, — Кирилл как раз выхватил из рук вернувшегося инженера бумагу и карандаши, разложил их на столе с неработающим станком и начал чертить какие-то схемы.

Натренированная многолетней работой в КГБ и ГРУ память услужливо подбрасывала Сизову одну за другой схемы из книг по германскому вооружению времён окончания Первой мировой. Кирилл сильно заинтересовался тогда тем оружием, которое, появись на год-два раньше, вполне могла бы изменить ход противостояния не в лучшую для стран Согласия сторону.