Она не находила слов: так не хотелось расставаться с этим офицером, таким милым и славным, таким добрым и честным…
— Мы ещё встретимся? — сама того не желая, спросила Канторович, зарывшись в цветы.
— Я Вас буду ждать здесь…Вы ведь, должно быть, где-то здесь служите или живёте?
— Служу…В Центральном военно-промышленном, — легонько кивнула девушка.
Наконец, она подняла взгляд.
— Только…не надо цветов, — она улыбнулась.
В уголке левого глаза показалась слезинка.
— Ещё один букет я унести не смогу.
— Я помогу Вам, — офицер быстро нашёлся и подхватил здоровой рукой букеты. — Я помогу. И донесу их, куда пожелаете. Хоть до германской границы!
— До парадной, если Вы так горите желанием, — Канторович повернулась к нему спиной. — Благодарю ещё раз…
Бобреву показалось, что десяток шагов они проделали в одно мгновение, а контрразведчик хотел, чтобы они растянулись на часы, века, лишь бы только не расставаться с прекрасной Анной.
— Я буду ждать Вас здесь, когда Вы освободитесь? — контрразведчик словил себя на мысли, что переступает грань приличия. — Простите мне мою назойливость…
Дмитрий надеялся, что сейчас не покраснел как помидор. Хотя…Лицо такое тепло…Наверное, всё-таки зарделся. Контрразведчик, тоже мне! Задание, видите ли! Как какой-нибудь студентик влюбился!
Но — странное дело — не видел Бобрев в этом ничего плохого.
Канторович бережно приняла букеты цветов и повернулась спиной к Дмитрию.
— К шести часам вечера, — и скороговоркой, стараясь не оборачивать, добавила: — Я буду рада увидеть Вас снова, Дмитрий
— Я буду самым счастливым человеком на свете. Как Ваше имя?
По "легенде"-то он не узнал ещё имени "прекрасной незнакомки".
— Анна! — донеслось из-за уже захлопнувшейся двери.
— Анна…
Мелодия этого имени эхом отозвалась в сердце Дмитрия.
Бобрев молча вернулся в коляску лихача.
— Должен признать, Дмитрий Петрович, я сам уже давно поверил, что Вы влюблены в эту даму. Замечательно работаете, побольше бы нам таких людей.
Эти слова принадлежали извозчику. Не коверкая слов, другим голосом — более серьёзным и высоким — говорил "лихач".
"Надо срочно что-то ответить, срочно!"
— Благодарю. Надеюсь, скоро в нашей службе вовсе перестанет нуждаться Россия, — по-деловому ответил Бобрев.
— К сожалению, враги России никогда не переведутся, так что и нашей службе, разве только под другим названием, вечно работать на благо державы. Работки на наш век хватит! — невесело усмехнулся "извозчик".
— Вы правы, — задумчиво произнёс Бобрев. — Пожалуйста, в штаб. Мне надо подумать. И захватить необходимые средства.
— Эх, прокачу! — воскликнул агент, снова вошедший в роль извозчика. — Ваш Благородь, держи фуражку, сдует! И накинь-ка двугривенник сверху!
— Накину! — расхохотался Дмитрий.
Он хотел казаться со стороны счастливым человеком, нашедшим свою любовь, но на душе его скребли кошки и ухали совы. Какое веселье сейчас? Ведь он влюбился в девушку, которую ему предстоит использовать…
Через час Бобрев уже снова сидел в том самом кабинете, где состоялось совещание четырёх "агентов". На этот раз помещение преобразилось.
Тяжёлые бордовые занавески были задёрнуты, и в комнату без труда проникал солнечный свет. Он отражался на портретах всех шефов Отдельного корпуса жандармов от самого его основания. Люди, запечатленные на холсте, были такими разными, но всё-таки одна деталь объединяла их и делала похожими: служение. Все они служили не за страх, а за совесть России. Какие испытания им пришлось преодолеть? Чем пришлось пожертвовать?
— Размышляете? Это хорошо.
Спиридович вошёл в кабинет незаметно, дверь даже не скрипнула.
— Сегодня мне удалось наладить контакт с одним человеком из списка, — рапортовал Бобрев.
— Это хорошо, очень хорошо. С кем именно? — Александр Иванович занял место подле контрразведчика, принявшись рассматривать портреты.
— С Анной, — голос на долю секунды задрожал, но Бобрев справился с собой. — Канторович, секретарём Винавера,
— Это замечательно.
Спиридович повернул голову и заглянул в глаза Дмитрию.
— Дмитрий Петрович, помните: не стоит чрезмерно близко сходиться с агентами. Это чревато трудностями. Доверять им тоже не следует. К сожалению, я ожёгся на этом, и не однажды, — вздохнул Александр. — Но, признаться…Если у Вас нечто серьёзное в сердце — то Бог Вам в помощь. Я буду рад, если кто-то из нас всё-таки сможет обрести семейное счастье.
Спиридович был несчастен в браке…
Дыхание Бобрева сдавило.
— Вы…
— У Вас всё на лице написано. Я видел фотокарточку Канторович. Признаться, будь лет на двадцать моложе, я бы…Ну да ладно. Предупреждаю Вас: это слишком опасно. Она вряд ли поймёт то, что…
— Я её использую? Возможно. Но я надеюсь, что мне не придётся ей об этом говорить.