Рыцари былого и грядущего. Том II(СИ)

— Это вы не понимаете, потому что вы не верите. Но Аллах заставит вас поверить, — последние слова Сашка произнёс уже совершенно без мальчишеской назидательности, упругим шёпотом, при этом он напряжённо смотрел в глаза майору, как будто хотел поджечь его душу.

* * *

Князеву было хреново. Про Сашку он старался думать коротко: «Щенок». Он гнал от себя мысли о том, что этот «щенок» в чём-то, может быть, и прав. Мысли эти приходилось гнать с постоянным усилием, потому что они непрерывно лезли в голову. От этого и было хреново.

Ещё хуже стало, когда он узнал, что история с Шахом не закончилась. Набард вернул ему Шаха и прислал письмо: «Благодарю вас, товарищ Князев, за оказанное мне доверие. Все вопросы мы с вами должны решать сообща, я всегда так считал. Пусть этот случай станет хорошим началом наших совместных, согласованных действий. Забудем все недоразумения, которые между нами были. Думаю, мы ещё станем друзьями.

Дервиша мы хорошенько допросили. По нашей части за ним вины нет. Он не агитировал против народной власти и наших советских друзей. Мы могли бы пристрелить эту собаку, просто чтобы больше не возиться с ним. Как говорил товарищ Сталин: «Нет человека — нет проблемы». Но некоторые косвенные данные позволяют предположить, что он, возможно, связан с иностранными спецслужбами или подрывными организациями. А это уже ваша компетенция, уважаемый товарищ Князев. Мы понимаем, что не должны вмешиваться в дела спецслужб. Надеюсь, что смог быть вам полезен. С революционным приветом, секретарь Набард».

«Из рук выскользнул, мерзавец, — подумал Князев, брезгливо отбросив письмо. — Раскусил мою хитрость и не позволил впутать себя в неприятную историю? Так и есть, но тут ещё что-то. В самом тоне письма. Похоже, что Набард искренне надеется на его дружбу. Набард почувствовал в нём своего. Это было самым отвратительным. Даже обидным. А что? Выжму из Шаха всё что можно, шлёпну его, завяжу дружбу с Набардом. Стану такой же мразью, как он. И будем мы жить-поживать, да дерьма наживать».

Майор велел позвать дервиша. Тот зашёл в кабинет осторожной нетвёрдой походкой. Правый глаз Шаха заплыл, всё лицо было а ссадинах. В волосах — запёкшаяся кровь. Похоже, он едва стоял на ногах. Князев отпустил конвой и предложил Шаху присесть. Тот не отказался.

— Тебя били?

— Набард приказал бичевать меня.

— Тебе трудно говорить?

— Жить вообще нелегко. Я могу говорить.

— К какой оппозиционной группировке ты принадлежишь? Исламская партия Афганистана? Национальный фронт исламской революции?

— Я не принадлежу к оппозиционным партиям.

— Скажи прямо, кто ты?

— Дервиш. Проповедник.

— Твои религиозные убеждения не свойственны ни одному из орденов дервишей.

— Наш орден мало известен.

— Почему Набард обвиняет тебя в связях с иностранными организациями?

— Я из Персии. Я не скрывал этого.

— Кто и с какой целью послал тебя в Афганистан?

— Меня послал Всевышний. А про свою цель я уже говорил — свидетельствовать об Истине.

— Помню, помню. «Иса — Сын Аллаха». Значит, ты тайный христианин?

— Почему «тайный», если я проповедую открыто?

— И никаких политических целей твоя проповедь не преследовала?

— Нет. Я далёк от политики.

Странный это был допрос. Казалось бы — всё обычно, по-деловому. Князев спрашивал о том, о чём на его месте спрашивал бы любой следователь. Но в его вопросах чувствовалась такая безмерная усталость, как будто ответы были ему совершенно неинтересны. Хотя в этой усталости чуткий слух уловил бы что-то очень тёплое, человечное. Шах отвечал предельно точно и максимально коротко. Так отвечают профессионалы спецслужб — ни одного лишнего слова, ни шага в сторону, никакой суеты. И всё-таки всем своим нутром опытного разведчика Князев чувствовал, что Шах — не из мира спецслужб. Он не боится проколоться, не подбирает слова. Он не играет роль. Князев понял, что на другие вопросы Шах готов отвечать весьма подробно и развёрнуто, он совершенно открыт и готов на любую степень откровенности, но на те вопросы, которые задавал ему Князев, дервишу скучно было отвечать, они, по его суждению, не требовали большей степени подробности. Это был действительно очень странный допрос. Офицер ничего не пытался выудить, задержанный ничего не пытался скрыть.

Допрос можно было заканчивать. Князеву очень хотелось поговорить с Шахом, но он не знал, как. Ситуация не очень-то располагала к дружеской беседе. А может и не надо ничего говорить? Князев почувствовал, что рядом с Шахом ему хорошо. Мирно, спокойно. Когда он ещё испытывал это чувство? Да только вечерами, с женой, когда они просто сидели рядом и молчали.

— Шах, скажи, почему муллы так ненавидят тебя, почему они добиваются твоей смерти?

— Они не любят Истину. Их интересует только власть.

— Но ведь ты же не пытался выгнать их из мечети и встать на их место?

— Не пытался. Я разговаривал с людьми, со всеми, кто готов был меня слушать. Я говорил им, что Аллах любит их, и они тоже должны любить Аллаха.

— У меня жена верит в Бога. Кого она должна любить больше — мужа или Бога?

— Это одно и тоже.

— Как это?